1812 год в жизни А. С. Пушкина. Павел Николаев

шумным, медленным обедом

      Я рад сидеть его соседом,

      До ночи слушать рад его;

      Но он придворный: обещанья

      Ему не стоят ничего.

      Другое дело – А.Ф. Орлов. Алексей Фёдорович без каких бы то ни было оговорок предложил поэту службу в лейб-гвардии Конном полку, которым он командовал. Но Сергей Львович не поддержал амбиций сына, так как служба в гвардии требовала больших денег, и Александр уступил:

      Смирив немирные желанья,

      Без долимана8, без усов,

      Сокроюсь с тайною свободой,

      С цевницей, негой и природой

      Под сенью дедовских лесов…

      На готовность Алексея Фёдоровича помочь поэт откликнулся стихотворением «Орлову», в котором отметил его душевную пылкость, любезность, просвещённость («хотя и русский генерал») и лояльное отношение к подчинённым:

      О ты, который, с каждым днём

      Вставая на военну муку,

      Усталым усачам верхом

      Преподаёшь царей науку;

      Но не бесславишь сгоряча

      Свою воинственную руку

      Презренной палкой палача…

      То есть Орлов не принял дисциплину кнута, которая насаждалась (с 1817 года) в армии усилиями временщика А. А. Аракчеева. Уже одно это располагало в пользу боевого генерала, и Пушкин был готов при внешней опасности для Отечества прийти на его зов:

      Питомец пламенный Беллоны,

      У трона верный гражданин!

      Орлов, я стану под знамёны

      Твоих воинственных дружин;

      В шатрах, средь сечи, средь пожаров,

      С мечом и с лирой боевой

      Рубиться буду пред тобой

      И славу петь твоих ударов.

      Жизнь Пушкина пришлась на первую треть XIX столетия. И всё это время Россия воевала: с Францией, Турцией, Ираном, Швецией. Неудивительно, что духовная атмосфера того времени была насыщена стремлением к бранной славе, чему особенно способствовали Отечественная война и заграничные походы 1813–1814 годов. Дворянская молодёжь грезила о подвигах на ратном поле. Не избежал этого поветрия и молодой Пушкин:

      Люблю я звук мечей;

      От первых лет поклонник бранной славы,

      Люблю войны кровавые забавы,

      И смерти мысль мила душе моей.

      Один из современников поэта, немало общавшийся с ним, писал позднее: «Могу утвердительно сказать, что он создан был для поприща военного, и на нём, конечно, он был бы лицом замечательным». То есть тяга вчерашнего лицеиста к военным высоких званий была естественна для него и ничего предосудительного не имела. А вот в отношении его либерализма Пущин явно занизил меру оппозиционности поэта:

      Товарищ, верь: взойдёт она,

      Звезда пленительного счастья,

      Россия вспрянет ото сна,

      И на обломках самовластья

      Напишут наши имена!

      Какой тут либерализм, если ставится вопрос о смене режима!

      Поэт

8

Доломан (от турецкого «долиман») – гусарский мундир без фалд и со стоячим воротником.