1812 год в жизни А. С. Пушкина. Павел Николаев

старого друга. Но вот мнение П. А. Вяземского, не последнего человека в отечественной словесности: «Русская литература не должна забывать, что Каверин был товарищем и застольником Евгения Онегина, который с ним заливал шампанским горячий жир котлет». Уверенность Петра Андреевича в том, что имя друга гениального поэта должно остаться в истории литературы, многого стоит.

      Каверин немало покуролесил в молодости. Пушкин тянулся за ним, полагая, что бесшабашность – свойство определённого возраста:

      Пускай умно, хотя неосторожно,

      Дурачиться мы станем иногда —

      Пока без лишнего стыда

      Дурачиться нам будет можно.

      Всему пора, всему свой миг,

      Всё чередой идёт определённой:

      Смешон и ветреный старик,

      Смешон и юноша степенный.

      Понимая, что не все согласятся с такой логикой, поэт советовал старшему другу:

      И черни презирай ревнивое роптанье.

      Она не ведает, что можно дружно жить

      С стихами, с картами, с Платоном и с бокалом,

      Что резвых шалостей под лёгким покрывалом

      И ум возвышенный и сердце можно скрыть.

      Пётр Павлович выпил немало вина, очаровал многих женщин, вдоволь почудил, но ничего основательного в жизни не сделал. Его роль в судьбе молодого Пушкина была скорее отрицательной, чем положительной. Если Чаадаев заставлял вчерашнего лицеиста мыслить, то Каверин ввергал во всякого рода искушения, при этом не всегда благовидные, о чём сокурсник Александра М. А. Корф писал: «Начав ещё в лицее, он после, в свете, предался всем возможным распутствам и проводил дни и ночи в беспрерывной цепи вакханалий и оргий с первыми и самыми отъявленными тогдашними повесами».

      «Как такое возможно?» – спросят некоторые читатели.

      Отвечаем им 2500-летней историей, случившейся в древних Афинах. Как-то Сократ, прославившийся своей мудростью, был остановлен женщиной лёгкого поведения, которая пообещала увести от него всех учеников, хотя он давно занимается с ними, пытаясь передать свои знания о мире и человеке в нём. «Тебе легче, чем мне, – ответил мудрец, – ты тащишь людей вниз, а я пытаюсь вести их вверх».

      К счастью, Пушкин не был порочен по своей натуре и оказался не из слабаков, надолго попадающих под чьё-либо влияние. Да и было оно непродолжительным.

      После шестилетней ссылки встречи с другом юности случались редко и непреднамеренно: поэт потерял интерес к отчаянному бретёру, закончившему свои последние годы певчим в церковном хоре. Сам Каверин итог своей жизни подвёл следующим «афоризмом»: «Чем хотел, тем и наслаждался, что хотел, то и делал».

      В своих «хотениях» Каверин был весьма переменчивым, но одно сохранял всю жизнь: увлечение личностью и творчеством Пушкина. Сохранилось много списков стихотворений поэта, старательно переписанных бывшим гусаром. Многие пушкинисты отмечали необыкновенное уважение Каверина к текстам Александра Сергеевича. Он буквально исповедовал культ друга молодости. Тяжело переживал его гибель.

      «Смерть Пушкина поразила меня, – писал Пётр Павлович П. А. Вяземскому. –