Непонятное дело Полины Томпсон. Виктор Горошин

посмотрела, а потом отвела глаза в сторону и тихо сказала:

      – Ну, и правильно…

      Когда ему исполнилось восемнадцать, его забрали в армию. Служить отправили на флот, и он четыре года проплавал на крейсере «Жданов». Всем было очень тяжело. Но ему – вдвойне. Потому что после нарядов, авралов и учений, когда вся команда уходила на отдых, он шел в кубрик старшины второй статьи Клименко и играл ему на аккордеоне. Была такая слабость у старшины Клименко: любил он, чтобы ему играли на аккордеоне, когда он напивается. Так и сидели друг перед дружкой: Валерка с музыкальным инструментом и старшина со стаканом. И продолжалось это из месяца в месяц. Если Клименко что-то не нравилось, ну, или просто настроение было плохое, письмо там из дома нехорошее получил, еще что-нибудь случилось, то он мог Валерке и в морду дать. А что с ними церемониться, с вражескими отпрысками? Но, честно скажем, нечасто это случалось. Обычно он даже со слезами слушал Валеркину игру. А иногда, бывало, и признавался:

      – Хороший ты парень, Портнов. Играешь так… душевно… Но двух вещей я тебе простить не могу. Во-первых, ты – сын врага трудового народа! Да это как бы ладно. Товарищ Сталин говорил, что у нас дети за родителей не отвечают. Но ведь ты же еще и жиденыш!

      На флоте его застал и доклад, разоблачающий культ личности вчерашнего всенародного кумира. Пошла волна реабилитаций. В том числе, и посмертных. Теперь старшина Клименко не мог простить Валерке только одной вещи.

      За два месяца до Валериной демобилизации старшину Клименко нашли зарезанным у себя в кубрике. Назначили следствие. Корабельный особист, проводящий дознание, вызвал к себе и матроса Портнова.

      – Говорят, вы проводили со старшиной много времени, – уверял дознаватель.

      – Да, товарищ капитан. Он часто вызывал меня к себе.

      – И о чем вы разговаривали?

      – О службе разговаривали. Старшина убеждал меня, что из детей врагов народа иногда тоже могут получиться достойные советские люди.

      – И вы ему верили? – усмехнулся капитан.

      – Хотелось верить…

      – Он когда-нибудь говорил, что у него есть враги, недоброжелатели?

      – Нет, этого я от него не слышал.

      – Может быть с кем-то ссорился, конфликтовал?

      – Может быть и ссорился, мне об этом ничего не известно. Я не был его другом. Просто подчиненный, которого он был обязан перевоспитать.

      – Вы когда-нибудь видели его пьяным?

      – Никогда. У нас были чисто уставные взаимоотношения.

      – А где вы были в тот момент когда его убили? – внезапно спросил капитан.

      Валера замялся лишь на долю секунды.

      – Я не знаю точно, когда его убили.

      – Вчера. Между девятью и половиной десятого вечера.

      – Я дежурил на верхней палубе.

      – Никуда не отлучались?

      – Товарищ капитан, я нес боевое дежурство на верхней палубе.

      Дознаватель