Веретено (сборник). Рустем Сабиров

ещё не шёл на верную смерть.

      – Да я и не шёл на смерть. Эти люди шли не убивать, а заработать деньги. Просто, как подёнщики. Судя по их облику, они вообще нанятые бродяги. Если они получат свою тысячу пиастров, а они их получат непременно, они тотчас позабудут всё. Если только не перережут друг дружку при делёжке… Тебе жаль его?

      – Кого?

      – Ну этого, Фабио. У вас ведь было что-то?

      – У нас-то? А то как же! Полтора года назад я помогла избавиться от бремени одной знатной даме. Муж её – личный почтмейстер вице-короля Перу. Пока он бороздил океан, супруга по простоте забеременела от молодого конюха. Обычное дело в благородных домах. А я по дурости и взяла грех на душу. Уж как эта гнида Фабио об этом прознал, не знаю, но он исправно доил эту тупую, вельможную тёлку. А меня… он для начала попросту изнасиловал прямо здесь, на полу. Потом тянул с меня деньги… ну и прочее. Так что можешь считать, что – было. А что оставалось делать? Если бы об этом прознали господа из инквизиции, почтмейстерша откупилась бы, а у меня бы по закону вырвали грудь раскалёнными щипцами. Если честно, я и с тобой сошлась, чтоб как-то защититься от этой мрази. Поначалу. Я позвала тебя именно сегодня, потому что знала почти наверняка, что он придёт в этот день. Потому что я видела позавчера, как он шепчется с моим опекуном. А уж он-то момент бы не упустил, чтоб от меня избавиться. Вот видишь, Каносо, с кем ты связался? Так что теперь ты можешь уходить с лёгким сердцем. Теперь я…

      – Жаль, ты мне не сказала об этом раньше, Пилар, – Каносо осторожно погладил её по лицу. – Всё было бы проще…

      – Едва ли, – Пилар осторожно взяла его руку и прижала к бедру и прильнула всем телом. – Жизнь, Каносо, пустоты не терпит, ты знаешь. Появилось бы непременно что-то другое. Но я что-то расположена говорить не об этом. Нагнись пониже, я тебе шепну, о чём я хочу говорить…

      Агасфер

      Тишина состоит из множества глухих, взаимоисключающих созвучий. Кажется, исчезни хоть одно из них, и тишина разлетится вдребезги, как зеркальное полотно от камушка, и разразится нестерпимым хаосом звуков. Тишина стояла такая поглощающая, что одновременно и пугала, и настораживала. Куда ж оно всё девалось – голоса за стеной, скрип ржавого флюгера на крыше, лязг тележных колёс по мостовой, не повымирала же вся округа в одночасье?

      Пилар лежала, боясь пошевельнуться, дабы не вспугнуть эту тишину. Наконец где-то за окном на улице протяжно и тоскливо завыла собака. Пилар улыбнулась: всё в порядке, кажется, жизнь продолжается.

      – Каносо, ты не спишь? – спросила она полушёпотом, зная, что он не спит. Почувствовала, как он покачал головой.

      – Пилар, – он сел и стал одеваться, – вот ты сказала сегодня: у тебя даже имени нет. Разве, мол, это имя – Каносо!

      – Видишь ли, я…

      – Погоди, – Каносо знаком остановил её. – Ты права, нету такого имени в христианском мире. Дело, однако, в том, что другого имени у меня нет. То есть я его не знаю. Я вообще ничего не знаю о себе до того, как очухался в рыбацкой лачуге возле Альхесираса. Мне сказали только, что меня нашли неподалёку от берега