Девушка, которой нет. Владислав Булахтин

больше.

      – Ты же знаешь, я не жадная. Лишь бы никакой офисной рутины.

      – Куда без этого! И орут, и раком регулярно пользуют. Все поголовно стучат и выслуживаются. – Ленка говорила об этом так весело, словно подобное положение вещей вдохновляло и радовало.

      – Может, плюнуть и не ходить? Я уже не верю в удачу. Вдруг опять не возьмут?

      – Не дрейфь! Чего тебе терять, кроме цепей? Зубы на полку ты уже выложила. В монастырь потенциально готова. За этот гадюшник когда платить? – Ленка подняла голову, окинула взглядом убогое убранство комнатенки, кивнула на огромного таракана, давно замершего на выцветших обоях.

      – Через два дня.

      Фею даже это не беспокоило. Все в жизни шиворот-навыворот, зачем напрягаться из-за того, что ее вышвырнут из голимой коммуналки?

      – С предками будешь мириться?

      – Никогда. Я обязательно найду деньги. Или повешусь.

      – Даже на снотворное бабки не насобирала. Поосторожнее со смертью. Не призывай.

      – Ну не на панель же мне! Лучше уж домой на коленях…

      – Вот видишь. Всегда есть место для компромисса.

      Фея поругалась с родителями. Никаких принципиальных разногласий не случилось – обычная домашняя склока.

      – Ну что, что вы для меня сделали?! – заорала Фея на мать после непродолжительной бытовой перепалки и начала перечислять неудачи, которые, по ее мнению, образовались исключительно из-за родителей. – На сплав тогда не отпустили. Может, это судьба была… Каждый выход из дома на штыках… Чему вы меня здесь научили? Даже книги ни одной не купили! В библиотеку сама ходила.

      Фея долго валила в кучу большие и малые претензии, пока мама, женщина мягкая, но неуравновешенная, не перебила:

      – Ты права, без нас было бы лучше, – полуутвердительно-предыстерично тихо подытожила она.

      И – началось: «Вы мне как собаке пятое… одни заботы и волнения… да пошли вы вместе со своим благополучием… сами приползете…» С момента, когда Фея хлопнула дверью, отгородив себя от матери, на бледном лице которой слезы уже прорезали две извилистые дорожки, прошло ровно 666 дней. Фея любила считать дни.

      В несвежем зеркале шкафа-купе Фея разглядывала не себя, а Ленку, вновь откинувшуюся на потертую спинку кушетки. Китайская люстра, единственная роскошь в комнате (пять лебедей в стеклянных колбочках), безжалостно освещала то, из чего состояла значительная часть жизни Феи: маленький столик, кипятильник в кастрюле, крохотный телевизор, дешевый DVD-плеер, щипцы для волос, портрет Саакашвили для метания дротиков, десяток бестселлеров… Москва за окном без штор превратилась в хаос огней-огонечков во влажной остывающей тьме.

      – Жалко, ты не можешь взять брючный костюм у меня, – насмешливо сказала Ленка.

      «Жалко, что у меня нет даже приличных брюк. Жирная сука!» – подумала Фея, вспомнив набитый гардероб подруги. Ленка спокойно висела у родителей на шее, преданно их любила и не комплексовала. В целом свете не нашлось бы повода для появления