Лучший возраст для смерти. Ян Валетов

да тут все сгнило!

      – Здесь? – спросил он, сметая паутину с края полки. – Вряд ли. Да и плоты, вроде, были не резиновые – ни сгнить, ни пересохнуть не могли. Только швы проверим – и все.

      Белка сморщила нос.

      – Ну, положим, – процедила она, оценивающе разглядывая стеллажи. – Положим плот мы найдем. А что с лошадьми делать? Лошадей придется бросить?

      – Не обязательно. Лошади плавают.

      – Ага. Плавают. Мы будем не просто мишенью! Мы будем о-о-о-очень большой мишенью! Тим, да нас расстреляют с моста, чихнуть не успеем. Это не выход, это самоубийство!

      – А другого варианта все равно нет, – ответил Книжник спокойно, но Белка видела, что он совсем-совсем не спокоен, просто старается показать ей свою крутизну. – Плот поможет нам переправиться на ту сторону без моста – это раз. Ночью нас будет плохо видно – это два, значит, стрелять будет трудно и у нас появится шанс. Ага! Ну-ка, помоги мне!

      Они с трудом стащили с одной из нижних полок тяжеленную сумку. Сверху посыпался мусор, стеллажи качнулись, под потолком, зашуршало, заклекотало, Белка схватилась за автомат, в капюшоне встревоженно застрекотал Друг, но тут в густой тьме звездной россыпью блеснули сотни приоткрывшихся глаз.

      – Кожаны, – фыркнула девушка. – Тьфу! Гадость!

      – А в-третьих… – сказал Книжник подрагивающим голосом, – мы подумаем над тем, чтобы у жителей Сити и наших друзей из Парка было другое занятие на момент переправы.

      – Ты испугался? – спросила Белка.

      – Ерунда… – ответил Книжник. – Мыши, хоть и с крыльями! Чего их бояться?

      Он сел на корточки, вытер ладонью густой слой пыли, присыпавшей баул, прочел надпись мелкими буквами и удовлетворенно кивнул.

      – Терпеть их не могу, – призналась Белка, стоя за его спиной. – Мерзость. И еще кусаются…

      – Ну, если их не трогать… – сообщил Книжник, подбирая факел. – Судя по количеству дерьма на полу, их много и живут они тут много лет… Это мы у них в гостях.

      – Не люблю мышей.

      – Ну и ладно… – несмотря на полумрак, Белка рассмотрела, что он ухмыльнулся. – Я их тоже… гм, гм… недолюбливаю.

      – Скажи уж честно, тоже боишься!

      – Да ладно… – отмахнулся он. – Пусть боюсь, но не так сильно. Тут другое…

      – Что – другое?

      – Я тут подумал… Знаешь, а ведь ты моя первая ученица.

      – Это в каком смысле?

      – Я так никого и не научил читать, хотя давал слово.

      – Кому давал?

      – Своему учителю – Сухорукому. Может, помнишь его? Такой смешной, ходил кособоко и прихрамывал.

      – Помню. Мы его все время дразнили.

      – Его все дразнили. Он упал с лестницы еще кидом, что-то там сломал в спине, но выжил, только рука усохла. Мне было четыре зимы, ему четырнадцать, когда он уговорил меня учиться.

      – Сомневаюсь, что тебя пришлось уговаривать…

      – Зря сомневаешься. Я согласился не сразу. Хотелось есть, знаешь ли… Я все время хотел есть. А за чтение мясо не давали…

      – И