Клан. Килан Патрик Берк

и клейкую ручку, как его вновь остановил ее голос.

      – Приберегите кожу, – потребовала она.

      – Что, Мама?

      – Моего мальчика. Моего Мэттью. Скажи братьям съесть что хотят, взять все, что им потребно, но кожу приберегите для меня. Грядет зима, мне нужно согреться.

      Хотя Люку было трудно представить, чтобы мать мерзла под столькими складками собственной скользкой гниющей кожи, он ответил: «Да, Мама» – и вышел под дождь, к дыму и аромату жареного мяса.

      8

      Молитвы не будет. Рано. Лежачая Мама ясно дала понять, что такой роскоши, как время на благодарность, у них нет – когда на горизонте уже собирается сам Ад. Он провел с ней будто целые часы – долгая медленная прогулка по топким водам черного времени. Из-за этого внутреннего ощущения, что они потеряли больше времени, чем могли себе позволить, усилилась тревога. Каждая минута означала, что расстояние между ним и их добычей все больше, а между ним и тем, что сделает Лежачая Мама, если девчонку не вернуть, – все меньше.

      Сойдя с порога в сумерки, Люк наклонил голову. Огонь изливал красновато-желтый свет, пламя шипело под дождем и бросало тени на лица его братьев, которые смотрели на него, хотя он не ответил им взглядом, отправившись к дровянику. И все же ему было трудно пропускать мимо ушей шлепанье губ, щелканье зубов, жадное чавканье, отрывающееся с костей мясо и довольное бормотание, пока они сидели вокруг тлеющего трупа их брата. Еще труднее было устоять перед запахом, который донес до него ветерок, прежде чем сдуть в сторону леса, где звери с темными глазами замрут и поднимут головы, заинтересовавшись, но не настолько, чтобы проследить запах до источника. Даже плотоядные хищники, что рыскали в ранних сумерках за деревьями, – и среди них койоты, которых так страшилась Лежачая Мама, – знали, что хутора в лесу лучше избегать. Немногие собратья возвращались оттуда, поэтому их любопытство быстро угасало и они продолжали свой путь.

      Люк проголодался, пустой желудок ныл от голода, и ему не терпелось вместе со всеми впиться зубами в мясо, насладиться и вкусом, и ощущением перетекающей в его тело силы мертвого брата, прокрадывающихся в разум невысказанных мыслей Мэтта, грез, чаяний, хотя бы и примитивных. Но тело потерпит, сказал он себе, вздыхая и чувствуя, как поношенные ботинки утопают в сырой земле. Он понимал важность стоящей перед ним задачи. Если они снова потерпят неудачу, если девчонка уже нашла дорогу в убежище, где они не смогут ее достать, бояться придется не только властей. Лежачая Мама его запугивала, но это была формальность, ненастоящая угроза. Если девчонка не вернется, то, что она сделает с ним, а то и со всеми, будет страшнее, чем освежевать его письку ржавым ножом. Она любила его, а он любил ее, но это не спасет его жизнь, если он все не исправит, – как не спасло Сюзанну, когда она ослушалась родителей.

      Сжав зубы, чтобы подавить чувства, которые всегда прокрадывались и занимали разум, стоило вспомнить погибшую сестру, Люк поднялся на небольшой пригорок, где голая земля сужалась до тропинки, бежавшей по заросшей полянке.