Кафка на пляже. Харуки Мураками

ысяч четыреста[1]. Да еще в банке на карточке немного. Конечно, маловато, но пока обойдусь как-нибудь.

      – Куда ни шло, – говорит Ворона. – На первое время.

      Я киваю.

      – Денежки-то, поди, не Санта-Клаус на Рождество принес? – продолжает он.

      – Нет.

      Ворона кривит насмешливо губы и огладывается по сторонам.

      – Откуда взял? Не иначе как вот здесь, кое у кого из ящика, а?

      Я молчу. Понятное дело, он знает, что это за деньги. К чему все эти вопросы – вокруг да около? Специально подразнить меня хочет. Вот и все.

      – Ладно, – говорит Ворона. – Тебе деньги нужны. Без них никак. Вот ты их и достал. А как – в долг взял, позаимствовал тайком, украл… Какая разница? Денежки-то все равно твоего отца. На какое-то время должно хватить. Но вот потратишь ты четыреста тысяч или сколько там у тебя – и что дальше? Деньги в кошельке, как грибы в лесу, не растут. Есть надо, спать где-то. Кончатся деньги-то.

      – Тогда и думать буду, – говорю я.

      – Тогда и думать буду, – повторяет за мной Ворона с таким видом, будто взвешивает мои слова на ладони.

      Я киваю.

      – Например? Работу найдешь?

      – Наверное, – отвечаю я. Ворона качает головой.

      – Ну ты даешь! Ты еще жизни-то не знаешь. Какую работу найдешь у черта на рогах? Тебе ж пятнадцать всего. Еще в школу ходишь. Кто такого возьмет?

      Я чувствую, как краснею. У меня так постоянно: чуть что – сразу краснею как рак.

      – Хорошо. Не будем о плохом, когда еще и не сделано ничего. Решил – значит, решил. Теперь остается делать. Это твоя жизнь, в конце концов. Как задумал, так и действуй.

      Все правильно. В самом деле, это же моя жизнь.

      – Хотя я тебе скажу: покруче надо быть, а то ни фига не получится.

      – Стараюсь, – говорю я.

      – Да уж давай. Ты за последние годы силы прибавил. Заметно. Это факт.

      Я киваю.

      А Ворона продолжает:

      – И все равно: тебе всего пятнадцать лет. Жизнь, мягко выражаясь, только началась. Сколько ты еще на этом свете не видал! И вообразить себе не можешь.

      По обыкновению, мы сидим с ним на старом кожаном диване у отца в кабинете. Вороне тут нравится. Он прямо тащится от понатыканных в кабинете разных хрупких вещиц. Вот и сейчас вертит в руках пресс-папье – стеклянную пчелку. Хотя когда отец дома, мы, конечно, и близко к кабинету не подходим.

      – Мне все равно надо отрываться отсюда. Обратного хода нет.

      – Так-то оно так, – соглашается Ворона. Ставит пчелку на стол и закидывает руки за голову. – Хотя все равно этим ты всех проблем не решишь. Может, я тебя опять с пути сбиваю, но ты подумай: ну убежишь куда-нибудь… ну, предположим, далеко – и что? Думаешь, с концами? Чем дальше, тем лучше? Я бы на это особо не рассчитывал.

      Я снова задумываюсь: стоит ли ехать далеко или поближе сойдет? Ворона вздыхает и надавливает пальцами на веки. Закрывает глаза и вещает из своего мрака:

      – Поиграем в нашу игру?

      – Давай, – откликаюсь я, зажмуриваюсь и медленно набираю в грудь воздуха.

      – Поехали? Представь себе стра-а-а-ш-шную песчаную бурю. Выкинь остальное из головы.

      Делаю, как он сказал: представляю стра-а-а-ш-шнуюпесчаную бурю, выбрасываю из головы все остальное. Даже самого себя забываю. Превращаюсь в пустое место. И сразу все вокруг меня плывет. А мы с Вороной сидим, как обычно, в отцовском кабинете на старом диване, и это все наше, общее…

      – Судьба иногда похожа на песчаную бурю, которая все время меняет направление, – слышу я голос Вороны.

      Судьба иногда похожа на песчаную бурю, которая все время меняет направление. Хочешь спастись от нее – она тут же за тобой. Ты в другую сторону – она туда же. И так раз за разом, словно ты на рассвете втянулся в зловещую пляску с богом смерти. А все потому, что эта буря – не то чужое, что прилетело откуда-то издалека. А ты сам. Нечто такое, что сидит у тебя внутри. Остается только наплевать на все, закрыть глаза, заткнуть уши, чтобы не попадал песок, и пробираться напрямик, сквозь эту бурю. Нет ни солнца, ни луны, ни направления. Даже нормальное время не чувствуется. Только высоко в небе кружится белый мелкий песок, которым, кажется, дробит твои кости. Вообрази себе такую бурю.

      И я вообразил: белый смерч поднимается в небо столбом, напоминая толстый скрученный канат. Плотно зажимаю обеими руками глаза и уши, чтобы песчинки не проникли в тело. Песчаный смерч движется прямо на меня. Он все ближе и ближе. Я кожей чувствую, что ветер еще далеко, но уже давит на меня. Сейчас проглотит…

      Ворона мягко кладет мне руку на плечо, и буря исчезает. Но я не открываю глаза.

      – Ты должен стать самым крутым среди пятнадцатилетних. Что поделаешь: хочешь выжить в этом мире – другого выхода нет. А для этого нужно самому понять, что это такое: стать по-настоящему крутым. Понимаешь?

      Я не отвечаю. Чувствую

1

Примерно 3 600 долларов. – Здесь и далее примечания переводчиков.