Убийство Стюры Гашиной. Анатолий Агарков

лёг грудью на столешницу, разбросал руки и положил голову на щеку, как упавшая птица. Сквозь его льняные волосы лысина просачивалась к затылку.

      – Рубите мне шею, – захрипел он судорожно. – Я не преступник, я – святотат. Меня судили за убийство друга, жены и поджёг родного дома. Есть ли для русского человека преступления более тяжкие?

      Таня, возбуждённая драматизмом происходящего, глубоко дышала, её груди пытались выскочить из кофточки.

      – Ты убил любимую женщину? Из ревности? И ты её до сих пор любишь? Даже мёртвую?

      – Любовь к мёртвым самая сильная – она бесконечна. Им даже изменить нельзя, – Николай выпрямился.

      – Рассказывай всё, – попросил я без всякого нажима, но не сомневаясь, что он и сам этого хочет.

      – Расскажи, не ломай себе душу молчанием, – волновалась Таня. – Это, должно быть, жуткая история.

      Николай покосился на неё и усмехнулся:

      – Девке срок грозит девять месяцев, и то ломается.

      И всё же после некоторого раздумья заговорил:

      – Как вы уже догадались, когда-то я был не таким, как сейчас. Когда-то у меня была другая жизнь, и была в той жизни женщина. Какая же драма может обойтись без неё? Это была жена, которая всегда рядом, красавица, на которую молишься, умница, которой восхищаешься. Настолько идеальна, что теперь кажется мне, образ её мелькнул где-то в дымке и пропал навсегда и в то же время растворился во всём мире, во всех женщинах. Улыбнётся кто-нибудь в проходящем автобусе – кажется, она – я бегу и не догоню никак. Чаще видится в полях. Хочется остановить, заговорить, прикоснуться к мокрому от росы платью. Но сколько не спеши за ней, всё она у горизонта. Когда-то я полагал, что любовь может быть важной только для женщин. Не думал, что так может захватить и не отпускать многие годы….