Отдаляющийся берег. Левон Адян

посвящены Карабаху. Патриотические, так сказать, стихи, – сказал Армен и принялся с воодушевлением декламировать:

      Чем край, в котором он растёт

      нагорней, непокорней,

      Чем дальше от своей родни,

      тем он сильней, упорней,

      Тем гуще ветви у него,

      тем глубже, крепче корни,

      Тем соком жизни он полней,

      армянский тополь наш.

      Чем горше дни его, ведь он

      один на горной круче,

      Чем больше бьют его дожди,

      и молнии, и тучи,

      Тем тянется упрямей ввысь,

      красивый и могучий,

      Тем выше он и зеленей,

      армянский тополь наш.

      Ввысь тянется из-под скалы,

      стремится к небу рьяно,

      Чтоб видным быть, чтоб слух о нём

      дошёл до Еревана,

      Мол, погляди, я был и есть

      и буду постоянно,

      Чтоб ни случилось, верь и знай,

      армянский тополь ваш.

      Он взглянул на меня. Таинственно улыбнулся.

      Мой отец говорил об этих стихах – они не просто о тополе, нет, о карабахском тополе, тот, словно человек, целеустремлённый, упрямей и выше. Место у него тесное, со всех сторон его продолжают теснить, а он всё равно тянется вверх над ущельями и горами, чтобы разглядеть тополь, растущий в Араратской долине, и чтобы тополь Араратской долины заметил его – такой же армянский тополь из армянского Карабаха.

      – Что скажешь?

      В эту минуту я достал из серванта бутылку коньяка «Апшерон».

      – Сам не пробовал, – уклончиво сказал я, не глядя на него. – Говорят, неплохой. Гейдар Алиев лишь «Апшерон» и пьёт, сам видел.

      – Ну, ты даёшь, – усмехнулся Армен. – Я ведь о стихах.

      Ситуация сложилась щекотливая. Помявшись, я сказал:

      – Знаешь, в 59-м году, когда Сильва Капутикян приехала в Карабах, мой отец учился в десятом классе. По его словам, она как раз тогда и написала это стихотворение. Сама сказала про это на встрече со школьниками.

      Мне показалось, Армен смутился. Но его замешательство длилось долю секунды.

      – Ну и ну, – как ни в чём не бывало произнёс он. – Выходит, я затвердил наизусть чужие стихи. Знал, что ты коренной карабахец, оттого и прочёл. Карабахцы, скажу я тебе, сильный народ. Недаром Магда Нейман превозносит их до небес. Ты читал?

      – Конечно.

      – Говоришь, «Апшерон» неплохой коньяк? – Меня уже не удивляло, что он поминутно перепрыгивает с темы на тему. Он потёр ладони. – А ну налей, поглядим. Сталин тоже писал стихи. «Распустилась роза, нежно обняла фиалку, и жаворонок заливается под облаками».

      На следующий день к концу работы Армен появился в редакции. Он был не один. С девушкой, увидав которую, я непроизвольно поднялся со стула и, заворожённый поразительной её красотой, так и обмер на месте.

      Армен заприметил это и тотчас воодушевился. Девушке было с виду лет семнадцать-восемнадцать, белое под стать белейшей её коже платье туго обтягивало тонкий стан. Золотистые с каштановым отливом