Похититель детей. Бром

вот-вот должен был замерзнуть насмерть, а где-то неподалеку рыскал волк… Питер захныкал.

      Но моховик вновь появился из-за кустов. Крохотные черные глазки сердито сверкнули на Питера, широкий нос сморщился от отвращения.

      – Не реветь. Терпеть не могу рев.

      Питер попытался сдержаться, но не сумел. Вместо этого он заревел навзрыд.

      Моховик зажал уши ладонями.

      – Прекрати! – простонал он и двинулся прочь.

      Сделав полдюжины шагов, он остановился, оглянулся на Питера и сдвинул брови. Наконец он тяжело вздохнул и вновь подошел к младенцу.

      – Ладно. Ладно. Не ухожу. Теперь прекрати рев.

      Но Питер никак не мог остановиться.

      Моховик указал на холм за своей спиной:

      – Голлов холм.

      Затем он ткнул себя пальцем в грудь:

      – Голл.

      Питер утер нос локтем и проглотил слезы.

      – А я – Питер, – сказал он между двумя прерывистыми вдохами.

      Голл присел и нагнулся.

      – Давай, Питер. Полезай.

      Питер забрался на подставленную спину и как можно крепче вцепился в волосы моховика. Лесной человек поднялся на ноги и подал Питеру волчье ухо.

      – На. Тебе.

      Он обхватил ступни Питера широкими теплыми ладонями, Питер впился зубками в волчье ухо, и оба двинулись вперед, по обледенелой тропе, к склону холма.

      Вскоре они оказались у темной пещеры под каменным карнизом, показавшейся Питеру обычной ямой. Земля у полуосыпавшегося входа была усеяна грязной соломой, обрывками засаленных шкур и обглоданными костями. Над входом висели сандалии, сапожки, башмачки – маленькие, детские, общим счетом около дюжины.

      Опустив Питера на ноги, Голл широко ухмыльнулся.

      – Голлов дом. Очень теплый. Очень красивый.

      – Где это тебя хрен носил?!

      Разом вернувшись из прошлого в настоящее, похититель детей вздрогнул, обернулся и заглянул в окно квартиры. Там зажегся свет, и сквозь тонкую, обвисшую занавеску он увидел нелепо огромную женщину в одних трусах и лифчике. Она стояла посреди комнаты, уперев руки в бедра, вопрос же ее был обращен к мужчине, прислонившемуся к косяку входной двери.

      Начался дождь. Мелкая морось окрасила серые муниципальные дома в цвет грязи.

      – Я тебя спрашиваю! – продолжала женщина, повысив голос. – Я спрашиваю: где тебя, козлину позорного, носило всю ночь?

      Мужчина только пожал плечами. Входить в комнату он не спешил.

      – Отчего это у тебя рубашка наизнанку? А, Жермен? Отчего?

      Мужчина взглянул на свою рубашку, поднял взгляд на женщину и снова пожал плечами.

      – Опять был у этой сучки, так?

      Мужчина не отвечал.

      – Нечего на меня так смотреть! – завизжала женщина. – Прекрасно знаешь, о ком я!

      Схватив с сервировочного столика бутылку, она ткнула ею в сторону мужчины.

      – Женщина, – небрежно сказал мужчина, – тебе надо успокоиться. Это не…

      – Будь ты проклят, Жермен! Будь ты проклят!!!

      Женщина швырнула в мужчину бутылкой.