Поздняя осень в Тоскане. Юлия Евдокимова

пустое пространство.

      В нем, на освещенной солнцем брусчатке, сидел большой темный кот и смотрел нам вслед.

      Рим говорил «до свидания»…..

      Но сейчас мы не пойдем на закате на Капитолий, мы пойдем на любимый Мост Сикста или будем пить спритц на виколо деи Либраи, маленькой площади, напоминающей сцену старинного театра. Или просто погуляем по Трастевере….

      – Как вы думаете, синьор, – поинтересовалась я у официанта, а пол одиннадцатого утра, это не слишком рано для бокала белого вина?

      – В Риме для бокала вина никогда не рано,– заулыбался официант,– посмотрел на часы,– уже даже поздно!– и игриво пожал печами: – но если для Вас, прекрасная синьора это рано…

      За соседним столиком сидели две девицы шведской наружности и допивали абсент. Литровочка «Абсолюта» уже подходила к концу. Взгляд у девиц был отсутствующе просветленным. Трастевере!

      Люблю Рим ранним утром. Спят туристы, лишь угадывается в утренней дымке силуэт Колизея, вокруг которого еще не сплетаются в кольца бесконечные толпы с гидами во главе, пуст Форум.

      Садишься на скамейку, и смотришь, как понимается солнце над тем, что когда то было Древним Римом. Такая простая современная скамейка… с видом на вечность.

      Еще спят набегавшиеся вчера туристы… Но не спят римские чайки.

      «То как зверь она завоет, то заплачет как дитя» – это про римских чаек, сказала я после одного из приездов в Рим.

      Они орут, как сцепившиеся коты, гортанно мурлычут, кричат о чем-то пронзительно или хохочут над тобой, прямо таки умирают со смеху.

      Нам «повезло» однажды жить рядом с Парламентом, где в тот момент обосновалась целая колония этих летающих бегемотов. (Морские чайки, как мы заметили, раза в два уступают им в размере). Ощущение было – соседства со зверинцем.

      Трубил слон, хохотали гиены, выли волки, но все эти звуки издавали милые римские птички, без которых – как минимум без галочки на горизонте – не обходится большинство римских фотографий. Попробуй, усни.

      Но в этот раз я на них не обижалась. И не злилась. С римскими бройлерными курами я подружилась.

      И они старательно позировали, то на колоннах Форума, то в лучах утреннего солнца на набережной, то на фоне панорамы Рима с Джаниколо.

      – Стоять, Мурзик! – и собиравшаяся взлететь чайка принимает позу фотомодели, важно замирает, приподняв голову.

      – Ну, сняла? Все, что ли?– нетерпеливо перебирает лапами.

      – Сняла, лети, спасибо, – и она срывается с места.

      Боевую подругу Гарибальди, бронзовую Аниту на променаде на холме Яникул, я вообще не видела без маленького архитектурного дополнения. На голове.

      Когда-то рано утром мы забрались на купол собора Святого Петра и увидели просыпающийся Рим сверху.

      В этот раз купол снимали во всех ракурсах, но в Сан Пьетро не зашли. Просто гуляли по набережным, а однажды снова догуляли до Джаниколо– Яникула, да еще на рассвете, и променад был пуст, только художник уже старательно рисовал