Забавы и шутки демиургов. Забавное литературоведение. Любовь Николаевна Сушко

кроме путешествий, пишут наши классики, почему их герои погибают на чужих бессмысленных войнах, но крайне редко возвращаются в родные усадьбы, отчего они сами себя зачислили в «лишние люди» и бегут от любви, от проблем, а часто просто от жизни на чужбину?

      Так и остаются где-то между мирами, и умиляются собственной любви и тоске к России, которую оставили, забыли, не знали прежде и уж тем более не могут понять из милой сердцу Италии или туманной Германии.

      – Рюрик не русич, – говорили о древнем князе. Но он-то как раз вернулся назад из мира снегов и льдов. А они русичи?

      Невольно думается о том, что может быть есть тайный смысл в том, что наш гений оказался «не выездным», конечно, Михайловское не Венеция, но все-таки он остался с нами навсегда…

      Карету мне, карету

      А. Чацкий

      Вот и снова несутся, забыв о России куда-то,

      Что их гонит в туманы и смутные дали опять?

      Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый —

      Наших Чацких, Онегиных больше уже не догнать.

      Как хранить на чужбине, какая в том боль и отрада,

      Всюду синее небо, но земли чужие милы?

      Вот остался один над просторами Летнего сада,

      А других в эти дали заморские сны увели.

      И мелькают кареты, их встретит старушка Европа,

      Перекрестки России оставив давно за спиной,

      Уносились герои к каким-то чужим перекопам,

      Шли в печальные битвы, забыв о России родной.

      Снова в ужасе Рудин рванул, но закончилась битва,

      Снова где-то Печорин не может покоя найти.

      Над чужбиной звучат и послания их, и молитвы,

      Лишь опальный поэт там, в Михайловском, пишет стихи.

      Посмотреть на других и себя показать всей Европе,

      Рим, Неаполь, Париж, все годится для русской тоски.

      Только там, в иноземье, ты вспомнить язык свой попробуй,

      Если вспомнишь, пиши и картины свои и стихи.

      Мир прекрасен и мил, кто же спорит, творцы и скитальцы,

      В звездном небе блудили, домой возвращались не в срок.

      Долго Пряхи устало искали их где-то, и пальцы

      Ненароком на нити вязли опять узелок.

      Гоголь плачет о тройке, Италией снова любуясь,

      И Тургенев в Париже за Русь поднимает бокал.

      Так живут вдалеке, и тоскуют, и знают другую,

      Небывалую Русь так, как гений ее описал.

      Жизнь несется легко или тяжко, труды и заботы,

      Мир погряз в пустоте и экстазе несбывшихся снов.

      Знаю, гении наши не могут сидеть, отчего-то

      Им в туманной Германии слышится музыка слов.

      Все бросая опять, о Москве суматошной мечтая,

      То Париж свой, то Рим оставляют скитальцы во мгле.

      Жить в Европах легко, а в России душа умирала,

      Гневно ангелы где-то все звали к родимой земле.

      И на кладбищах мира остались они в лихолетье,

      Что же