Очерки по истории станицы Митякинской и Тарасовского района. Книга 2. Геннадий Коваленко

лазарет: одни собирали по хутору чистые тряпки, рвали их и скатывали в бинты, другие исполняли роль сиделок и сестёр, третьи готовили пищу для раненых, мыли полы, стирали и чинили бельё. Тыл работал наравне с фронтом. Те-же бессонные ночи, та-же напряжённость и у всех одна и та-же мысль: «не пустить бы только врага в родные гнёзда».

      Между тем, справа красные продвигались вперёд и уже заняли станцию Глубокую и защищаемый стариками и малышами, кусочек родной земли с каждым днём всё больше окружался роковым кольцом. Тыл и фронт знали об этом, но не теряли надежды. Ничтожная горсточка войск продолжала не только сдерживать напор неприятеля, в 20 раз превосходившего численностью, но ещё и бросалась в атаки; сбивала тысячи и брала трофеи. Этими удачами укрепляли в себе надежду.

      – Не пустим, … всё равно не пустим! Не живиться ему нашим добром, не смеяться над Храмом Божьим!

      – Умрём, а не пустим – уверял один.

      – Тут-то, разумеется, не пустим, а вот Глубокую, мерзавцы, взяли. Отрежут нас – журился другой.

      – А может Бог пошлёт и того … – продолжал надеяться первый, а что «того», он и сам не знал. Уж слишком сильным было желание отбить врага.

      Две недели держались старики; лежали в окопах, в грязи, бабы носили им на позиции горячие обеды да мягкие пироги, и умоляли не пускать разбойников.

      Всходило и заходило солнце, ярко и тепло по-весеннему грело оно землю, согнало последние клочки грязно-белого снега; шумели по оврагам ручьи, в поле уже заливался жаворонок. Природа пробуждалась, но на неё ни кто не обращал внимание. Жуткое, тревожное было время. Природа как будто оживала, а в «поле» гудели орудия, беспрерывно щёлкали винтовки, трещали пулемёты и страдали, и умирали люди …. Люди близкие, дорогие.

      Знали жители, что не время весне, что ещё будут холода и не верили теплу, а в месте с неопределённой надеждой на успех, в сердце слышалось предчувствие недоброго. Предчувствие оправдалось…

      Около 12 часов ночи, под 18 февраля, через хутор двинулись войска с позиции: участок, вследствие угрозы обхода противником, оставлялся без боя. Была тёмная морозная ночь. Дул с севера жгучий холодный ветер. Население сразу поняло весь ужас своего положения: «красные придут! Что делать?». Ясно было одно: бежать! В ночной темноте по хутору метались люди, бегали, спотыкались о закоченевшие кочки, падали, вскакивали, и всё делалось молча, точно под покровом ночи исполнялся, какой ни будь заговор. Ворота раскрыты; во дворах возились люди впрягая впотьмах лошадей и наскоро складывая самое необходимое (о многом думать не приходилось). В ночи раздавались звуки поцелуев, всхлипывания – это родные прощались с остающимися для призора «домашности». Жена, тихо, сдержанно рыдая, не хочет выпускать из крепких объятий уходящего мужа.

      – Ну будя, золотя Дуня, Бог пошлёт увидимся ещё… Береги ребят… Прости!

      Гремя и стуча колёсами по рытвинам и кочкам, проползёт