Судья. Олена Притула

[4], заплаченный за неё мужем, давно кончился. О нем напоминал бубен, обтянутый красной кожей. Теперь он одиноко стоял на полке с домашней посудой.

      Поскольку братьев у Эхуда не было, Длилу снова отдали замуж. На сей раз за робкого, пугливого трутня Йонатана. Робость его простиралась так далеко, что он робел завести детей. Каждый раз наполняя сосуд, Йонатан выливал его в навозную кучу[5]. В остальном, он был неплохим мужем. Почти все время Йонатан спал на выпасе. Длила делала работу в доме. Её жизнь почти не изменилась. Разве что невыносимо тяготили землисто-бурые стены в доме. Йонатан, казалось, не замечал, каково это, возвращаться с промозглой серой улицы в желто-коричневый дом. Всю зиму Длила обдумывала, как подступиться к Йонатану, уговорить его часть серебра от весенней продажи шерсти пустить на покупку краски для стен.

      Ей так и не пришлось спросить его об этом, потому что вернулся Эхуд. Длила оказалась замужем за двумя мужчинами.

      Завернувшись в отцовский шерстяной плащ, Эхуд вместе с матерью и отцом вышел из своего жилища и зашагал вверх по холму. Рядом с серой каменной хибарой их поджидали две маленькие черные фигуры.

      Издалека было слышно, как они покрикивают друг на друга. Отрывистым фальцетом визжал старик, жена отвечала ему сиплым басом.

      Эхуду не хотелось к ним идти, видеть их, говорить слова. Только спать и больше ничего. На корабле, куда заманил его скупщик шерсти, который обещал, что на Крите никто никогда не видывал такого прекрасного товара, как шерсть его меронских коз, он спал не более трех часов, прижимаясь к таким же наивным дуракам, как он сам. Эхуд спал сидя, забываясь в монотонных взмахах вёсел. Спал, когда бич надсмотрщика окровавливал ему бока. Все эти годы Эхуду снился дом: мать, скрипящая жерновами, веселый, чуть тусклый свет лампы, прерывистое блеяние коз. Ему снилась жена, с которой не успел родить сыновей и дочерей.

      И, вот теперь на лицо неприятно капает серый дождь, вода узкими ледяными струями течет по волосам, заливается за шиворот, он поднимается на холм, где трусливо переминаются с ноги на ногу его тесть и теща. Они стояли, держась за руки, понимали, что буря вот-вот начнется, но не были к ней готовы.

      – Смотрите-ка, мой сын вернулся, – ехидно начал Хаим.

      – Хвала Богу, Хаим. Хвала Богу, – хрипло выдохнула женщина.

      Её звали Ривка. Она была не старой, в ней еще можно было угадать смешливую девушку, какой она была когда-то, храбрую и крепкую, как молодой бычок. Её волосы выбивались из-под капюшона, прилипали к мокрому лицу черной тонкой травой. Рот, слишком большой для её лица, все время был чуть приоткрыт. Выпученные глаза Ривки смотрели испуганно, заискивали. Так смотрят люди, которые должны всем вокруг.

      – Вы пришли за Длилой? – спросила Ривка.

      – Как ты сказала, Ривка, мы пришли за Длилой, – пробурчал Эхуд, не глядя на нее.

      Больше всего ему хотелось, чтобы закончилась, наконец, эта проклятая прогулка. Взять жену, привести её домой, сделать то, что положено

5

Эвфемизм, обозначающий способ предохранения от нежелательной беременности.