Кёнигсбергский марципан. Сергей Александрович Колесников

дыма щекочут мне нос. – Ах, да! Её отец когда-то работал в нашей организации, и она утверждает, что с некоторых пор никому больше не доверяет.

      Марк начинает неторопливо расхаживать по кабинету, кончиком сигареты демонстрируя теорию броуновских движений.

      –Ты знаешь, Фрау Рихтер очень одинокий человек. – Он слегка хмыкает. – Впрочем, в девяносто лет это не так уж сложно. Ни родственников, ни друзей. Три раза была замужем, но детей нет. Первый муж, преподаватель живописи, научил жену держать кисточку и пользоваться мольбертом. Умер от рака через несколько лет после свадьбы. Второй муж был искусствоведом. Научил фрау Рихтер отличать хорошую живопись от мазни. Открыл для жены мир богемы, а жену открыл миру. Выпустил несколько каталогов её работ, устраивал выставки в Германии, Японии и США… Умер на пятом году совместной жизни.

      Марк неторопливо тушит сигарету в серебряной пепельнице и поворачивается ко мне.

      –Знаешь, а у неё действительно талант. Я видел несколько картин, и они произвели на меня впечатление!

      Он подходит к небольшому трюмо, достаёт початую бутылку красного вина и два бокала "Гран Крю". Наполняет бокалы на одну треть, один подает мне, а второй нежно держит за длинную ножку и слегка покачивает у себя перед носом. Я незаметно зеваю. Священнодействия Марка с вином всегда навевают на меня страшную скуку. Наконец он удовлетворён проделанными манипуляциями и неторопливо выпивает напиток. Я быстро приканчиваю свою порцию и непроизвольно чмокаю от удовольствия.

      –Третий муж был банкиром… – Марк возвращается на землю. – Оставил…

      –Что, тоже скоропостижно умер? – перебиваю я и глупо улыбаюсь. Видимо, его элитная бурда уже начала действовать.

      Марк осуждающе смотрит на меня.

      – …Оставил ей крупное состояние. Я бы даже сказал, очень крупное… И, да, тоже умер.

      Мой партнёр садится за стол и напускает на лицо мрачное выражение.

      –Знаешь, чего она боится больше всего? – в его голосе слышатся гнетущие нотки, а мёд в глазах становится почти черным.

      "Что и следующий муж умрёт так же быстро?",– хочу сострить я, но решаю попридержать язык за зубами.

      –Она боится забвения! – хрипло выдыхает Марк и снова зажигает сигарету. – Боится, что как только первый ком земли стукнет по крышке гроба, её тут же забудут, к такой-то матери! Понимаешь? Бац! И вся жизнь коту под хвост!

      Я с любопытством смотрю на него.

      "Как по-разному действует на нас вино", – думаю я и прилагаю усилия, чтобы не развалится на стуле в вальяжной позе. Пропитанные "Меркюре Руж" нервы превращаются в обмякшие тряпки, и приятная расслабленность окутывает тело.

      –Понимаешь, Эльза? – продолжает он, что-то внимательно рассматривая на дне бокала. – Она не боится смерти… Она боится, что всё её творчество…, все её мысли, переживания, вся философия, которую фрау Рихтер пыталась донести до людей через свои картины… Всё это бесследно сгинет вместе с её бренным телом!