Бриллианты Берии. Александр Амусин

Семёнович Тамин, ты помнишь?

      – Инженер-то, дружок Стамиланского?! Как не помнить, дом крайний по нашему Брюсову переулку. В коммуналке он там ютится. За ним послать хотите? Так меж вами ничего ж и не было? Старый он, да и в коммуналке иде упрячешься?

      – Иде, иде, я б тебе сказала, иде! Всё ты про всех знаешь, всё понимаешь! А одной фамилии правильно выговорить который год не можешь. С

      кем было, а с кем не было! Станиславского друг, Станиславского! Мемуаров ещё не написала? В истории не наследила? – неожиданно зло огрызнулась Райх.

      – Так я ж малограмотная, следами историю мемарать! – не обращая внимания на тон хозяйки, ответила Лидия Анисимовна и направилась в

      кухню.

      – Погоди, не дуйся! – миролюбиво улыбаясь, остановила её Райх. – Сейчас пойдёшь к Арсению Семёновичу, скажешь, что у нас в ванной краны

      сломались, пусть срочно придёт с инструментом, починить, поняла?

      – Поняла, только как же я наговорю, что изломалось, коли всё целое? Изворачиваться зачем? Грех это…

      – Скажешь, главное, чтобы он ящик с инструментом взял, а пока ты ходишь, я все краны сама переломаю, грешить не придётся, поняла?

      – Поняла, как не понять, круши, не впервой!

      – Да, чуть не забыла, Лидушка, на углу магазин «Главрыба», сначала туда завернёшь, иди медленно, очень медленно, поглядывай, кто за тобой наблюдать будет. Если карлика увидишь, немедленно возвращайся.

      – Тетюнчика, что ли, худорылого?

      – Его, страхолюдину. Если кто иной следить будет, не бойся, делай, что велено. Ещё рыбу купишь, любую, но очень большую, запомнила? С

      большим животом!

      – Так вы ж до рыбки не охотница!

      – Охотница, ещё какая охотница, иди!

      – Куды? Тетюнчик, а с ним ещё один жиденькой с утра на наши окна пялятся, к балкону примеряются, иди поглядь, на соседской крыше с

      рассвету елозят, воробьёв стращают…

      Зинаида Николаевна решительно подошла к окну, замерла, слегка отодвинула тяжёлые бархатные шторы, опасливо выглянула и резко отпрянула. Её губы мелко задрожали, на мгновенно побелевшем лице выступила испарина, одной рукой она вцепилась в подоконник, ладонь другой испуганно прижала к груди.

      – Боже! Неужели! Боже! Лидонька, Лидочка, но они же должны вначале арестовать меня. Неужто, как Константина Сергеевича, отравят! Ли-

      донька, Лидо…

      Лидия Анисимовна едва успела подхватить падающую без сознания хозяйку. С трудом уложила её на диван, подложила под голову маленькую подушечку и бросилась на кухню. Когда вернулась, Зинаида Николаевна со страхом глядела на балкон. Её пересохшие губы шептали одну и ту же фразу: «Закрой, Лидонька, закрой, накрепко закрой, Лидонька, накрепко закрой, Лидонька…»

      Лидия Анисимовна уложила на лоб Зинаиды Николаевны мокрое полотенце, достала из чулана молоток и долго заколачивала шпиндели на балконной двери. Закончив, вернулась к хозяйке.

      – Бревном не вышибут, Зинаида Николаевна, конечно, ежель стекло порушат, так люди звон услышат, сбегутся, не посмеют, стало быть, не