Вина мнимая и настоящая. Как научиться жить в мире с собой. Марина Сульдина

бывает трудно избавиться от чувства вины. И несмотря на то, что эта вина часто становится очень мучительной и непродуктивной и нередко обращается в невроз, она все же является неоспоримым свидетельством нашего неравнодушия к происходящему, нашей готовности отвечать за то, что мир, в котором мы живем, – не таков, каким его задумал Господь. Думается, что именно такую вину и такой грех имеет в виду митрополит Антоний, рассказывая историю про мужчину, ставшего убийцей своей невесты. И именно в таком, широком смысле, мы будем говорить о грехе в четвертой части, посвященной неизбежной вине.

      Пока же, во избежание путаницы, обозначим его как осознанный выбор, противоречащий нравственным законам. Если же зло было причинено ненамеренно, назовем этот шаг не грехом, а ошибкой.

      Несмотря на то что случившееся с героем истории, описанной владыкой Антонием, является грехом в широком смысле, мы можем не сомневаться, что вина этого человека была изначально подлинной, здоровой. Тем не менее из-за своей огромной силы и невозможности искупления она с неизбежностью обратилась в саморазрушение.

      Дырка от «вилки»

      Антон Павлович Чехов в молодости разрывался между медициной и литературой. Вот выдержка из его письма Н.  А. Лейкину, датированного 1883 годом, в котором он с присущей ему иронией сетует:

      «Занят я ужасно. Музы мои плачут, видя мое равнодушие. До половины сентября придется для литературы уворовывать время»[4].

      А вот как позже, в 1886 году, Чехов описывает свой обычный день:

      «Начал я рассказ утром; мысль была неплохая, да и начало вышло ничего себе, но горе в том, что пришлось писать с антрактами. После первой странички приехала жена А. М. Дмитриева просить медицинское свидетельство; после 2-й получил от Шехтеля телеграмму: болен! Нужно было ехать лечить… После 3-й страницы – обед и т. д. А писанье с антрактами то же самое, что пульс с перебоями»[5].

      Антон Павлович раскаивался в том, что мало внимания уделял литературе, пусть и по уважительной причине:

      «… я врач и по уши втянулся в свою медицину, так что поговорка о двух зайцах никому другому не мешала так спать, как мне»[6].

      Исследовательница чеховского наследия Виктория Чудинова писала, что эта развилка мучила писателя всю жизнь и он «так и не сделал окончательного выбора между медициной и литературой, оставаясь до конца жизни и врачом, и писателем»[7].

      Скорее всего, история Антона Павловича показывает нам еще один пример двойственной вины – здорового чувства, которое может перерастать в болезненное. Оно изнуряет человека при необходимости выбирать из двух, трех или более альтернатив. Особенно тяжело, если выбор приходится делать постоянно.

      Такие «вилки» хорошо знакомы многим из нас. Выбирая что-то одно, мы неизбежно оказываемся виновны перед чем-то другим. Мало у кого получается организовать жизнь четко, строго распределив собственные силы между разными областями,

4

Чехов А. П. Письмо Лейкину Н. А., 11 августа 1883 г. Москва // Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Письма: в 12 т./ АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. М.: Наука, 1974–1983. Т. 1. Письма, 1875–1886. М.: Наука, 1974.  с. 80–81. URL: >http://chehov.niv.ru/chehov/letters/1875-1886/letter-049. htm (дата обращения: 10.05.2017).

5

Чехов А. П. Письмо Лейкину Н. А., 4 марта 1886 г. Москва. С. 209–210.

6

Чехов А. П. Письмо Григоровичу Д. В., 28 марта 1886 г. Москва. С. 216–219.

7

Чудинова В. И. Медицинский ассоциативный фон в произведениях и письмах А. П. Чехова [Электронный ресурс] // ГБУК «Музей книги Чехова»: [сайт]. URL: http://chekhov-bookmuseum.ru/meditsinskiy-assotsiativnyiy-fon-v-proizvedeniyahi-pismah-a-p-chehova (дата обращения: 10.05.2017).