Русский ад. Книга первая. Андрей Караулов

Союза санкцию на арест Алиева.

      Речь шла о денежных подношениях.

      Узнав, что Аслаханов едет на Апшерон, Алиев через ветеранов КГБ, своих московских друзей, предложил встречу; ему очень хотелось поговорить с Аслахановым начистоту.

      Помощники перестарались.

      – У вас семь минут, господин генерал, – сообщил Тариэль, первый секретарь Президента. – Гейдар Алиевич очень занят.

      – Он же меня сам пригласил, – удивился Аслаханов. – Я могу уйти.

      Тариэль торжественно открыл дверь президентского кабинета:

      – Вас ждут…

      Алиев сидел за столом, перебирал бумаги.

      – Салам, господин Президент…

      Алиев кивнул головой, но не встал.

      «Ничего себе – подумал Аслаханов. – Королевский прием!»

      – Садитесь, пожалуйста, – Алиев поднял наконец голову. – Где вам удобно… садитесь…

      Аслаханов завелся.

      – Господин Президент, – стоя чеканил он слова, – докладываю! Я – генерал-майор советской милиции Аслаханов, начальник главку по борьбе с экономическими преступлениями, трижды официально, то есть с согласия министра Щелокова, обращался к Генеральному прокурору СССР за санкцией на ваш арест по статьям 173-й и 170-й. Ответственно заявляю: у МВД СССР были все необходимые основания, господин Президент, для заключения вас под стражу. Это мое мнение, я его не изменю. Не имею права… – помедлил он, – шарахаться, Гейдар Алиевич, из стороны в сторону; материалов, агентурных сведений у нас хватает.

      Но… зная, господин Президент, как здесь, в Баку, развернулись впоследствии сепаратистские тенденции, резюмирую: руководители Генпрокуратуры, товарищ Рекунков и другие товарищи, неоднократно напоминавшие мне, что арест дважды Героя Социалистического Труда и бывшего члена Политбюро есть акт политический, я, Гейдарбей, признаю: руководители Генпрокуратуры правильно напоминали мне тогда о вашем исключительном влиянии. Вы, Гейдар Алиевич, принесли Азербайджану неоценимую пользу. Боюсь сказать, что было бы с Азербайджаном, если бы такой человек, как вы, Гейдар Алиевич, не взял бы страну в свои руки. На языке юристов это называется «деятельным раскаянием». Доклад закончен. Я свободен?

      – Раскаиваться мне не в чем, – помедлил Алиев, – но хорошо… что вы все это сказали, генерал, – он расстегнул пуговицы пиджака и вышел навстречу Аслаханову из-за стола. – Я рад с вами познакомиться, Асламбек, и обнять вас! Не скрою, я хотел этого разговора. Вы садитесь, пожалуйста. Сейчас чай принесут, Асламбек, очень хороший чай…

      Куда они делись – вдруг – его актерский дар и его должностной снобизм, восточная важность: Аслаханов видел перед собой грустного, мягкого человека, которому очень хотелось, чтобы его поняли и услышали! Он нуждался если не в друзьях, то в человеческом понимании – тех людей, чьим мнением он дорожил.

      Они проговорили почти два часа.

      – Поэтому так, Асламбек… что-то было, конечно. Самокритично скажу. Не так, как понаписали, разумеется… но куда, я спрашиваю, это все шло? – Я отвечу,