Флаг. Роман Витальевич Шабанов

ли те станут пересекаться, как лазерная сигнализация в дорогом особняке.

      Оставалось пятнадцать минут, два звонка, я заказал американо и «Твикс». Шоколад растекся, точно лежал у горячего (чайник, бутер, сердце). Рядом через стол на венских стульях сидела пара – девушка с оспиной на лице и парень, похожий на Яшку-цыганка из «Неуловимых». Ей было холодно – она вздрагивала, ей богу, я смог заметить гусиную кожу, но спутник как будто не замечал этого, вертя ложкой в тарелке с куском шоколадного торта. Но сделать я ничего не мог, кроме того, как повернуться и сменить объект. Но ничего интересного я не нашел… восковые фигуры, лица, почти не двигались, не дыша и рядом стоящие чашки с бутербродами не для употребления, а скорее для антуража.

      «Тихий дон» Шолохов написал в 22 года. Двадцать два. Усики, бессонницы, спишь в одежде, забываешь про время. Голодный до секса, до знаний, мечтаешь перечитать всю мировую литературу, заучить максимум у Бродского, Маяковского и Есенина и при каждом удобном случае вспоминать… говорить только на языке поэзии – это закон. Нет других тем, кроме искусства. Картины, кино, Современник, путешествия вокруг света, на Луну, мечты, попытки суицида. Двадцать и два. Бог ты мой, сколько безумств крылись под волосами, и попыток их совершить. Сколько человек на твоих глазах обрели мечту только на кладбище. И слезы были, но почему была некоторая зависть, как будто они совершали вояж с приятными вытекающими. Смерть – это вояж с приятными вытекающими? Два тома, серьезных, со знанием жизни… способен ли парень на такое? По мне, только молодой и способен. Если бы мне ручку и шепнуть «Ты должен написать… о том, что тебя волнует», да я бы за эту подсказку… в этот вояж…. Я бы ничего не пожалел. Главное найти того, кто прошепчет.

      Позади первое действие. Кашель, вздохи, чихи и все, что допустимо из физиологии, желание встать, поторопить актеров, крикнуть «Гей-гей!» дольше смотреть сцену у реки, когда девушки полощут белье. Не знаю, отчего меня так зацепила эта сцена. В этом была такая искренность.

      – Извините меня, – сказала девушка с оспинкой. Дело в том, что с самого начала спектакля, она сидела беспокойно (то снимала пиджак, то одевала, то просто вертелась), и оказалась сознательной.

      – Не стоит, – плечи вверх-вниз, вверх-вниз. – Половина зала чувствовали себя также.

      – Нет, спектакль великолепен, все дело в физиологии.

      – Согласен, – голова вниз-вверх, вниз-вверх, – лучше сидеть на ступеньках, чем в этих кроватях.

      Яшка что-то крякнул. Она снова мерзла. Почему рядом со мной человеку снова некомфортно – он или мерзнет, или вспоминает о том, что у него есть желудок. Или это начало паранойи? Может быть, мне нужен морфий?

      Все второе действие я пытался настроиться на спектакль – Степан бил Аксинью, как живописно застывал опрокинутый кувшин с разлитым озерцом молока. Уходящие в борозды земли люди лепили комок на груди. Я даже сжал кулаки, когда раздались аплодисменты и не сразу смог разжать их.

      До третьего акта было сорок минут.