Сон великого хана. Последние дни Перми Великой (сборник). Михаил Лебедев

кивнул он Третьяку и, как трезвый, твердо держась на седле, ударил в бока лошади краями острых серебряных стремян и быстро вынесся из Сытова, размышляя о новой напасти, готовой обрушиться на Русь в лице страшного завоевателя Тимура.

      VI

      – Эх, княже великий, – укоризненно качая головою, говорил митрополит Киприан великому князю, когда тот, перед утром уже, возвратился во дворец с ночной попойки, – непристойно ты жизнь ведешь! Не тебе, а самому последнему простецу-христианину не подобает делать так, а ты, великий князь московский, на воскресный день бражничаешь! Непростительный грех это перед Господом! А потом, убогих людей обижать? Грех, грех велий сотворил ты, чадо мое! А за грехи кара Божия неминуема!..

      – Прости, согрешил, владыко, – потупил глаза Василий Дмитриевич, бывший под впечатлением известия о Тамерлане особенно смирным и почтительным перед митрополитом. – Не хотел, не чаял я… да грех попутал…

      – А греху противиться надо, – возразил Киприан. – На то и воля дана человеку, чтобы он грехам противился. А юродивого, сиречь блаженного, напрасно обидел ты. Он человек прозорливый. А ты его наземь повергнул!

      – Сердце не стерпело мое. Вестимо, я неладно сделал, осерчал на укоризны его… но каюсь я во грехе своем, владыко. Прости меня, непотребного. Вперед не будет сего.

      – А он человек прозорливый, – повторил митрополит, не без горечи заметив, что великий князь еще не совсем протрезвился. – Провидел он очами духовными нашествие Тимурово и мне о том предсказал. А потом и грамотка пришла от Олега Рязанского. Иди проспись, княже, и днем совет учиним. А теперь вижу я, бродит еще хмель в голове твоей. А хмельный разум куда как плох перед трезвым разумом. Вот тебе слово мое.

      – Не могу я думать о сне, владыко, – возразил Василий Дмитриевич, который, несмотря и на хмель, желал тотчас же совещаться с боярами о мерах к предупреждению нашествия Тамерлана. – Дерзновенно воздвигается на Русь Тимур, и нужно о родной земле подумать. Довольно бражничал я… довольно беса тешил. Настал час испытания Божия – и отрину я все прелести мирские. Не время почивать тогда, когда на отчизну нашу страшный воитель ополчается. Не думай обо мне, владыко, что я совет держать не могу. Дух мой бодр и плоть здорова, а хмель из головы выходит. Сейчас же кликну я дьяков и прикажу дядю Владимира Андреевича призвать и всех бояр ближних и разумных, что дожидались меня, говорят, всю ночь напролет в палате приемной и только недавно разъехались. А ты, владыко святой, помоги нам спасение для родной земли измыслить.

      Разговор этот происходил между великим князем и митрополитом в передней палате дворца, где приехавший с ночной попойки Василий Дмитриевич столкнулся с владыкой, прождавшим его долее всех и только уже перед благовестом к заутрене собравшимся в Кремлевский Успенский собор для служения Божественной литургии. Князь Владимир Андреевич и бояре разъехались, не дождавшись великого князя. Киприан не стал более настаивать, чтобы хмельной государь «проспался», видя, что тому действительно не до сна, и