Так бывает… (сборник). Анна Маг

очень много лет, чтоб Россия «вспряла ото сна» и указала всем их собачье место. Но это позже, а пока нет науки, нет армии, денег и, собственно, самой страны тоже. Страну разрезали, как пирог, и продали по рубь двадцать за кусок. Кому еще?

      НИИ больше не было, равно как «недоумков и иждивенцев». Все сразу стали умными и пошли в торговлю. Торговали всем: в Польшу возили часы и транзисторы, а привозили оттуда кофточки и джинсы «мальвина». А люди-то работали сплошь интеллигентные, с дипломами о высшем образовании, а то и с ученой степенью.

      Гоги пошел торговать бензином, точнее, устроился работать оператором АЗС, еще точнее, его устроили – бывший завлаб помог!

      А что? Почет, уважение, связи. Вот так.

      А Таня, казалось, ничего и не заметила… писала себе за столом и писала. В ней будто что-то замкнуло. И если она не писала для себя, то, значит, писала для кого-то. И это, слава богу, было еще кому-то нужно и даже приносило какой-то доход.

      Короче, жили не тужили. Маргоша росла, теща бренчала, Таня писала научные работы.

      Манана и Инга жили плохо. Отключили свет, воду и газ давали по часам. Выручали друг друга, как могли. Выживали. Гоги старался следовать когда-то данному самому себе обещанию: приезжать хотя бы раз в год. Если бы не деньги, которые он высылал матери ежемесячно, они с Ингой бы замерзли зимой. Это была какая-то блокада, созданная мужами высокой политики. Родные люди оказались в разных государствах: СНГ – то ли с Новым годом, то ли говном, непонятно. Зарплаты не платили, но коммунизм так и не наступил. Все понимали, что надо переждать, но что, сколько и когда? На смену вере в светлое будущее, в которое уже никто не верил, пришла вера в разных богов из разных религий. Образовавшуюся пустоту активно заполняли откуда ни пойми образовавшиеся секты. Людям надо во что-то верить, так уж они устроены.

      Инга уже училась на первом курсе медучилища. Расцвела буйным цветом – глазам больно! Вчерашние мальчишки, которые дразнили и пуляли из рогатки в попу, видя Ингу, пялились на эту самую попу и краснели. Они спорили «на слабо», кто пригласит ее в кино.

      Инга была особенная, не такая, как все девчонки. Было в ней что-то манящее, зовущее, даже немного порочное. У нее были белая кожа, зеленые глаза и светло-каштановые волосы. Инга надевала туфли на каблучках на тонкие, узкие ступни, и они превращались в хрустальные статуэточки. Она ходила на этих статуэточках и бренчала: дзинь-дзинь. Сердца пацанов ухали в ответ, и в воздух поднимались невидимые флюиды, которые чувствуешь безошибочно только в юности.

      Мать, провожая ее в училище, долго улыбалась, глядя в окно, вздыхала, думала о своем, а потом быстро убегала на работу. Работала она тоже почти бесплатно, но зато с удовольствием и с душой, а это главное.

      Манана была еще очень даже привлекательной. Женщина, когда ей к пятидесяти, похожа на очень спелый фрукт: наливной, ароматный, вобравший в себя все соки земли и генетическую информацию мира. Вот еще чуть-чуть – и все! Кожа начнет морщиться, как на залежавшейся черешне,