Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый. Нелли Шульман

партизанским отрядом Гвардии Людовой. Левые силы воевали с немцами при поддержке СССР:

      – Предателей Польши, продавшихся капиталистам, мы найдем и повесим… – он опрокидывал стаканчик водки. Над стойкой наигрывал радиоприемник. Варшава передавала записи Шопена, концерты народных песен, и бесконечные речи коммунистов. Судя по всему, будущее правительство, не собиралось ограничивать свободу торговли:

      – И вообще, – пожимал плечами хозяин, – в тридцать девятом году запад бросил нас на произвол судьбы, оставив на растерзание Гитлеру. Русские нам помогли, поддержали нашу борьбу… – кто-то из посетителей хмыкнул:

      – Летом сорок четвертого войска Рокоссовского палец о палец не ударили. Варшава пылала, СС сравняло с землей нашу столицу, а русские стояли за Вислой, ожидая, пока все закончится… – посетители зашумели, раздался крик:

      – Варшавяне сами виноваты! Они польстились на обещания англичан! Нельзя верить тем, кто предал Польшу, в тридцать девятом году… – крепкий, коренастый, темноволосый парень, в лихо заломленной кепке, слушал разговоры вполуха. Пан Конрад навестил пивную больше для порядка:

      – В Бреслау то же самое болтают… – фыркнул Блау себе под нос, – быстро они легли под новую власть… – на улице, в тихом, летнем вечере, пищали комары. От реки доносился детский смех, звонили к мессе. Костелы в Силезии пока не закрыли, но Блау предполагал, что все еще впереди:

      – Церкви запечатают, и оставшиеся синагоги заколотят. Волк рассказывал, что так в Советском Союзе делали. Где он сейчас, Волк… – взяв кружку пива, оказавшегося советским, пан Конрад почесал подбородок, с отросшей щетиной:

      – Седьмое июня, четверг. Хватит здесь болтаться, все понятно… – утром, на пути в Требниц, Копыто нарвался на проверку документов. Поляки, в новой милицейской форме, перегородили северную дорогу шлагбаумом. Рядом стоял военный грузовик Красной Армии. Лицо Блау на плакатах не печатали, документы у него были самые надежные, купленные за золото. Пан Конрад, на польском языке, объяснил, что идет помолиться, к саркофагу святой Ядвиги Силезской. Ребенком родители возили его в Требниц:

      – Только мы тогда не пешком шли… – Конрад чихнул, от пыли, – а на папашином автомобиле ехали… – старший Блау приобрел машину до первой войны. Тогда в Бреслау прохожие еще показывали пальцами на диковинную новинку. Переминаясь с ноги на ногу, Блау ждал, пока милиционеры, внимательно, прочтут его оккупационный паспорт, с немецкими штампами:

      – Я бы поменял бумаги, паны, но пока негде… – заискивающим тоном сказал Копыто:

      – Я на утреннюю мессу спешу, в аббатство… – паспорт ему вернули, с обещанием, что скоро во Вроцлаве, как называли город поляки, начнется выдача новых документов.

      – Польские документы у меня были… – Блау потягивал светлое, кисловатое пиво, – а теперь появятся новые… – Авраам с зимы учил его ивриту. С Ционой пан Конрад