Филипп Август. Эрнест Дюплесси

не стоит. Было бы безумством думать о них…»

      Однако человеческая натура так создана, что Филипп о них думал.

      Глава V

      Париж в то время начал распространяться за пределы острова, на котором зародился. В царствование Людовика VII, а особенно под администрацией Сугерия, аббата Сен-Дени, улицы, перепрыгнув реку через два моста, распространились по скверному берегу, и вот уже церкви и рынки воздвигались со всех сторон. Среди этого предместья, почти в том самом месте, где находится ныне улица Пти-Шан, находилось обширное пространство земли, называемое Шампо, принадлежавшее казне. Оно служило обыкновенно ристалищем придворным рыцарским играм.

      Часть этого поля была уступлена городу для постройки рынков, а другая часть, окруженная стенами, служила кладбищем. Но то, что оставалось свободным, составляло еще очень обширнее пространство, и тут-то должен был происходить турнир, известие о котором так напугало благоразумного Герена.

      На одном конце этой местности возвышалось здание, которое министр велел построить для бедных путешественников и которое более походило на крепость, чем на странноприимный дом, до того было оно испещрено башнями и башенками. Так как оно возвышалось на конце ристалища, на одном из окон повесили шлемы и щиты рыцарей, участвовавших в турнире, и любопытные, пришедшие поглазеть на щиты и знамена, придававшие мрачному зданию вид необыкновенного великолепия, могли приметить у самого высокого окна щиты графа д’Оверня и Ги де Куси. Они могли также слышать, как восхвалял до небес мужество и подвиги обоих друзей герольд, который с самого рассвета стоял у странноприимного дома, провозглашая громким голосом имена и титулы рыцарей, которые должны были сражаться, объявляя, что они готовы принять все вызовы, которые будут брошены им.

      Ристалище было украшено так великолепно, как будто сундук короля был набит золотом. Амфитеатр для государя, дам и судей был обит малиновым сукном, вышитым золотом; вымпелы всех цветов развевались над палатками, раскинутыми вокруг. Не пожалели ничего, что могло ослепить глаза или поразить воображение зрителей.

      Таково было зрелище, представляемое ристалищем утром в тот день, когда должен был происходить турнир, и представившееся глазам Куси и графа д’Оверня, когда по выезде из квартиры, которую они занимали недалеко от башни Шатле, они приблизились к ристалищу.

      Галлон-шут сказал правду. Приехав благополучно в Вик-ле-Конт и побыв недолго у отца Тибо, друзья расстались: граф д’Овернь отправился прямиком в Париж исполнить поручение, данное ему герцогом Истрийским, отцом Агнессы Меранской; Ги де Куси проводил до Санли графа Жюльена дю Мона и его дочь.

      В этом городе, к величайшему своему сожалению, он должен был расстаться с Алисой, взяв с графа Жюльена обещание остановиться на обратном пути во Фландрию в его замке Куси. Направляясь к Тибо д’Оверню, уже несколько дней находившемуся в Париже, молодой рыцарь заблудился в Венсенском лесу. А что касается предположений, которые Галлон позволил себе сделать о графе д’Оверне и о де Куси, мы скоро