Родственники. Константин Владимирович Кокозов

без головного убора и куртки ходит и хоть бы хны, ни разу даже, Господи, помилуй, не чихнул. Пойдет в армию, и если к этому времени немцев не прогонят, то все фашисты через Варнавины кулачищи-то и погибнут. «А Володю надо спасать» – рассуждали Илья Пантелеевич и Мария Варнавовна. И спасали. Когда, через год с небольшим, работники сельсовета принесли Володе повестку, то не смогли ее вручить предпоследнему сыну Ильи Габо. Не нашли его. Родители позаботились, чтобы Володя не расписался на повестке. Расписаться на повестке и не идти в армию – грозило по законам военного времени очень большими неприятностями, а так – не расписался, значит не нашли парня, а на нет и суда нет. Потому Илья и Мария Габо все делали, чтобы Володя не попался на глаза сельсоветским работникам. У Ильи Пантелеевича был там даже свой информатор, с которым он расплачивался пятикилограммовой головкой овечьего сыра и большой бутылью самогона-первача. Когда собирались посетить дом Ильи Пантелеевича, тот сразу сообщал, и Габо прятали сына. Более того, Мария Варнавовна до полуночи каждый день не спала, караулила, не идут ли нквдешники за ее златокудрым Володей. Из окна дорога к дому была видна как на ладони, она бы первой заметила, как идет в дом чужой, и успела бы спрятать сына, если понадобится. Но однажды зимой, среди глубокой ночи, два представителя сельского Совета вошли в дом через открытые двери. Хозяева на этот раз забыли закрыть входные двери на засов. В результате Володю обнаружили спящим на печи.

      – Одевайся, молодой человек, пришли по твою душу, до райцентра довезем на самых лучших санях, – улыбаясь, сказали сельсоветские и, усевшись поудобнее на свободные табуретки, вынули кисеты, стали самокрутки заворачивать. Представители власти были в годах, курили табак, выращенный в своих огородах.

      Родители Володи, пойманные врасплох, стали делать вид, что очень рады пришельцам, стали предлагать то самогон, то чай, одновременно собирая вещи сына. Дорога длинная, теплые вещи и хлеб с сыром из дома не будут лишними. Молодой Владимир, спавший вместе с братом Варнавой на широкой печи, понял, что попался бесповоротно, покрутился несколько раз в постели, потом спустился на пол и стал одеваться. Натянул на ноги связанные матерью из овечьей шерсти носки, так называемые чорабы. Сунул ноги в шаровары и вдруг, на глазах у всех, обулся в отцовские огромные резиновые калоши и, подмигнув представителям власти, вышел с их разрешения на улицу. Чиновники кивнули в знак понимания, мол, парень, не одевшись, как следует, в зимнюю стужу никуда не денется, выходит по нужде. Собирая вещи сына, Мария Варнавовна то и дело всхлипывала, вытирала краем платка разбегающиеся слезинки, а Илья Пантелеевич, ростом чуть ниже жены, искривив круглое лицо гримасой, то и дело на жену при людях смотрел грозно, слегка покрикивал и замахивался клюшкой, которую любил носить с собой.

      – Молчи, баба, чего ради слезы распускаешь в два