Алая дорога. Светлана Нина

была женщиной на редкость самолюбивой и приятной. Между ней и братом существовала определённая привязанность, что неизбежно при схожести характеров, но в некоторых вопросах мнения и расходились кардинально, хотя сестра, будучи тонкой и мудрой, редко устраивала скандалы. Елизавета составила удачную партию, выйдя замуж за обрусевшего немца Фридриха Ваера, и жила теперь весьма сносно, растя четверых чистеньких детишек и мечтая об удачной судьбе для них. Муж её, мужчина средних лет, с гладкой лысиной и безупречным немецким акцентом, состоял на земской службе и был несказанно доволен этим обстоятельством. Он был добродушной и деятельной, но ворчливой натурой, обожая свою семью. При всех выгодах жизни в богатой России, где обычные люди голодали и кляли власть (хотя какое до этого ему было дело, он же составил себе протекцию в привилегированные слои, поймав родовитую аристократку), Фридрих тосковал по родине. Он отлично понимал политический ветер, который после революций тысяча девятьсот пятого и седьмого годов дул угрожающе сильно, и уже подумывал о миграции, при каждом удобном случае вспоминая невысокие холмы Германии.

      Увидев Елену, только что переступившую порог уютного дома Ваеров, зачарованного царства полусвета и изящества, возводимых богачами для удобства и эстетической наполняемости мгновений, Фридрих в праве был восхититься. «Ох уж эти русские женщины», – подумал он, беззащитно улыбаясь гостье и посапывая. Елена и правда была хороша. Вступив в самый благодатный для женщины возраст, когда достигается расцвет естественной красоты, она привлекала взгляды. Хотя ничего выдающегося не было в её лице – ни огромных манящих глаз, ни тоненького вздёрнутого носика, ни коралловых губ. Она попросту была красива льющимся изнутри сиянием, преображающим наружность и отражающим на лице чистые, не замутнённые горечью мысли.

      Плавные линии её утончённого облика внушали уверенность в мягкости, но при более близком знакомстве становилось понятно, что эта девушка, хоть и воспитанная в лучших дворянских традициях, не только ставит собственное мнение выше рассуждений о фасонах платьев и развлечениях, хотя это тоже доставляет ей удовольствие, но и желает отстаивать его. Елена держала себя спокойно, а иногда, для устрашения собеседника, и вовсе строго, но не смогла убедить в своей сухости даже Фридриха, не блистающего проницательностью.

      Её тёмно – русые волосы, на солнце переливающиеся ореховым оттенком, пышно прятались под широкими полями огромной цветущей шляпы. Подбородок на бледном лице немного выступал вперёд, что нисколько не портило общее впечатление. Глаза привлекали удивительным цветом – словно на палитру нанесли светло – синюю и зелёную краски, забыв хорошо смешать их. Так они и остались навечно в её взгляде. Когда Елена улыбалась, а происходило это часто, её широковатый рот обнажал светлые, пожалуй, чересчур выступающие зубы и придавал лицу по-детски беззащитное выражение. Вообще в чертах её было что-то откровенное, ясное, мягкое. Стройная фигурка