Не касаясь земли. Лена Лон

вопрос ответа.

      Она шла по Нескучному саду, когда позвонил Борис. Голос был у него какой-то извиняющийся, и она поняла, что его слова о расставании с женой были полным враньём. Он даже не скрывал: – Я не мог ответить на твой звонок, а теперь я гуляю с собакой и могу поговорить с тобой, Лия.

      Она ответила:

      – Пошёл вон!

      Он ошарашено произнёс:

      – Не понял?

      – Гав! – сказала она в трубку очень громко. – Гав!!! Гав!!! Гав!!! – и отключилась.

      В саду было темно, и только каким-то красным мутным светом светили низкие фонари вдоль дорожки. Никого кругом не было. Ей вдруг стало смешно. «Гав!» – сказала она самой себе. «Гав! Гав-ав-ав-ав!!!»

      Она лаяла и смеялась, лаяла и смеялась. Потом улыбнулась самой себе и вызвала такси. Таксист никак не мог взять в толк, по какому адресу ехать. Она говорила, что она в парке. Но он не понимал, как её там найти, у какого дерева, у какой беседки… Она обозвала его тупым. Прошла напрямик из Нескучного сада через парк Горького и поехала домой на троллейбусе. Ей было всё время смешно, и её это приключение теперь сильно забавляло. Рядом хрипло кашляла какая-то женщина, затем стала надсадно кашлять другая, сидящая прямо перед Лией. Они кашляли наперебой. Зараза какая! Лия кутала свой нос в тонкий итальянский шарфик в мелкий горошек. Но спасения не было. Лия всегда ездила в автомобиле, и не могла предположить, что для перемещения в троллейбусе нужен более сильный иммунитет.

      На следующий день она заболела, слегла с температурой 38,8 и так валялась одна в своей квартире несколько дней. Пила воду из кулера и иногда горько плакала.

      ЧАСТЬ II

      РУЗА

      Глава 1

      Она лежала на высокой кушетке под слоем лечебной грязи, укрытая поверх плёнки клетчатым больничным одеялом, и наблюдала за окном следующую картину. В обрамлении белой пластиковой рамы на фоне густой тёмной пихты мерно покачивались ветки берёзы, усыпанные ещё крепкими золотисто-терракотовыми листьями. Стояла та пора золотой осени, когда ветер ещё не набрал силу и лишь слегка поглаживает листья, едва-едва касаясь, словно нежный любовник, который, не торопясь насладиться, упивается красивым женским телом. И вместе с тем, словно в невесомости, в этом мерном, почти неземном покачивании-убаюкивании, в этой разлитой нежности Лия так сильно ощущала хрупкость бытия, его скоротечность, что сердце щемило от безысходности, от невозможности что-либо изменить, и ей, напротив, от этого покоя было неспокойно. Хотя это её чувство было иного рода, оно было несравнимо с тем, что творилось в её душе, когда она находилась в городе, особенно в последнее время.

      После мучительных дней в Москве, после продолжительной сильной простуды, Лия, когда ей позвонили из собеса, сразу же дала своё согласие ехать по горящей путёвке в подмосковный санаторий. То ли она была ещё в полном бреду после высокой температуры, то ли сказывался этот её страх перед жизнью, с её нерешаемой проблемой возраста и одиночества. Он так прочно вселился в неё, что самое время было укрыться от всего