Дальний свет. Ксения Михайловна Спынь

пола. Ещё секунда – и он глухо стукнул где-то внизу, завершив полёт. Китти услышала и кивнула в ответ, прикрыв глаза. Наваждение прошло.

      Спасибо, Ваше Величество, было и так слишком много ваших подарков.

      Китти открыла глаза. По её наручным часам прошло только около минуты.

      – Кстати, их здесь нет, – громко сказала она для людей за дверью, упрятывая под жакет длинный список с именами, пока его никто не увидел. – А, нет, одна ещё есть.

      И в самом деле, острая мордочка появилась из угла, настороженно втянула воздух, затем уставилась с недовольством на происходящее.

      Китти мило ей улыбнулась. Те из них, которые хвостатые, не умеют говорить, а значит, не представляют угрозы.

      6.

      Ну, нет ещё – пока не закат. Осталось чуть-чуть, но пока – нет.

      Феликс сидел под навесом небольшой кафешки и медленно тянул остатки кубы либре: на вторую хватило бы, но впритык, а сидеть здесь просто так – вообще не вариант. Всё Гречаев – уже сорок минут с назначенного времени. (На самом деле, и первую не стоило – перед встречей-то, – но он просто обязан был как-то себе компенсировать, что всё катится к чертям).

      «Катится»? Он сказал, «катится»?

      Нет-нет, конечно же, нет. Ничего никуда.

      Просто он отвык, какая она – обычная нормальная жизнь, когда она уже… наступила.

      Сюда бы, конечно, хорошо компанию – обсудить дальнейшее, да просто поболтать обо всём. Хотя бы… ну хотя бы Рамишева. Впрочем, с ним это, по обыкновению, выглядело бы как «я рассказываю, как всё на самом деле, а ты мне не возражаешь». (Порой Феликсу очень хотелось спросить: «Слушай, Витик, а если завтра я объявлю, что наше спасение – в абсолютной монархии, ты и тогда со мной согласишься?»)

      В любом случае Рамишев сейчас не в городе – где-то на югах. Пурпоров здесь, но от встречи отклоняется: сильно загружен, решает какие-то бытовые проблемы. Они это почему-то умели: переключаться на быт, обыденность, становиться обычными людьми. Просто… жить.

      На самом деле, во всём Ринордийске – а может, и во всём мире – был только один человек, который если и не одобрил бы его, то по крайней мере говорил бы с ним на одном языке. (В какой это было книжке – что больше, чем любовь, необходимо понимание?)

      Так, ну хватит, об этом человеке он думать не хочет и не будет. Что теперь, ей всё можно, что ли?

      Феликс сердито оборвал мысли, огляделся по сторонам. Из глубин кафешки доносилась чуть приглушённая музыка – какая-то песенка из прежних времён. Вокруг столиков в кадках стояли цветы – алые, как кровавые взбрызги, – но их, кажется, побило холодом за ночь. При свете-то ещё тепло…

      – А, ну день добрый, – напротив него за столик опустился Гречаев.

      Феликс поймал взглядом высотку у того за спиной: величественный шпиль наверху солнце уже настойчиво обливало оранжевым.

      – Вечер…

      – Да-да, конечно, вечер, – торопливо согласился Гречаев. – Так ты хотел о чём-то поговорить? Мне сейчас нежелательно отлучаться надолго, но, скажем, полчаса для тебя есть.

      – Полчаса по старой