Принц и опер. Роман фантастических приключений. Николай Петрович Самуйлов

мне! Тревожно! Тоскливо!..

      Хочется куда-нибудь уйти, спрятаться от видений, цепляющихся за сознание.

      Словно в бреду, лечу над зловонным болотом…

      Вот-вот рухну в пучину…

      И тени вокруг… Мечутся как ночные птицы на фоне серого небосвода…

      Страшно! И я уже окунаюсь в мерцающий фосфоресцирующими пиявками кисель. Они касаются меня и жалят, впиваются, высасывают мою плоть, бесшумно отваливаются и растворяются в ржавой болотной воде!

      Потом – тишина и полный мрак.

      Не видно ни зги!.. И в этой непроницаемой черноте вдруг проявляются золотистые шары, похожие на грейпфруты. Один из них быстро приближается. Вот-вот ударит меня… Или даже ударяет в лоб… И снова мрак…

      А тут ещё – серый шар с мерцающими в нём чёрными точками – огромный, пульсирующий, медленно наплывает на меня. И окружающее пространство становится ощутимо вязким и серым, мерцающим и жалящим ядовитой чернотой.

      Впрочем, нечто, едва различимое, в этой мутной пульсирующей пелене просматривается…

      Ни черта не могу разобрать, что это вокруг меня!..

      Просыпаюсь…

      Ощущение такое, будто бы вчера с ребятами опростали по пузырьку – получили премию и по этому поводу расслабились. А утром я зенки раскрыл и лежу так, потолок сканирую.

      Голова не болит. В желудке покой. Рядышком Светка Голубева…

      Здрас-те, пан оперуполномоченный!

      Размечтался, стало быть, дамский угодник!

      Ну, не Светка… Не Светка… Вот блин – присосалась!

      Варька Синичкина рядышком посапывает… Или эта – рыжая… Чёрт, имя не вспоминается!..

      …И благодать! Никому ничего не должен. И мне тоже – никто и ничего… На работу не идти – выходной…

      А ещё лучше – первый день отпуска. Холодильник ломится от еды и пива. И хорошо мне под одеялом – слов нет. И от Синичкиной пряный дурман исходит… И, конечно же, влечёт к себе…

      Единственная причина, что может оттащить меня от Синичкиной – мочевой пузырь. Но и он, благодетель, не тревожит…

      И всё равно – недоумение плещется в моей голове. То тревога с пиявками, то дурман от пива и женщин!..

      Вот такое состояние, то усиливающееся, то ослабевающее, наполняет меня вторые сутки. И оно словно кем-то поддерживается…

      Не скажу, что счастлив по самые помидоры, но кайф ловлю. Наверное, больные в психушке именно так и балдеют, после успокоительных уколов… или порошков…

      Однако ударило меня, словно током от автомобильного генератора, когда Боб о родственниках упомянул…

      Мама вспомнилась…

      …Она долго болела. И умерла лет пять тому назад. Её могилку я навещал регулярно…

      Сведения о других родных не проявляются…

      Отца у меня не было. Это точно. Сбежал писаный красавец ещё до моего рождения. Мама старалась о нём не говорить. И вырос я без сурового мужского досмотра и воспитания. Хотя отец – человек без особых примет – мне как-то приснился.