Жизнь в другую сторону. Сборник. Виктор Николаевич Никитин

пороге. Когда же пришёл черёд Наташи, тут-то и случилась самая большая неловкость, какую только можно было придумать. Лена оказалась оставленной без присмотра, беззащитной перед вторжением пьяненького «месье Барометрова», – как-никак три часа уже вплотную веселились, нужда заставила. Он открыл дверь и увидел её всю, как не надо, чем ввёл в смущение. Сам очень удивился, сказал: «Пардон!» и тут же отпрянул. Очень галантно вышло, рассказывала мне жена. Раньше я слышал от неё эту историю в более забавном ключе, теперь она обрастала новыми подробностями, – оплошность оборачивалась драмой.

      – Ну да, он такой, – некстати усмехнулся я; моё замечание не осталось без внимания и чуть позже получило свою оценку.

      Когда Лена вышла в коридор, Наташу там она не обнаружила. Настроение было безнадёжно испорчено. Она нашла её за углом, у зеркала. Лена спросила: «Куда ты подевалась?» – и рассказала о том, что с ней приключилось. Её потерянный вид что-то внушил Наташе. Отражение в зеркале дрогнуло, показало непритворный ужас, дополненный словами: «Да ты что?!» Переживания по поводу случившегося усилили причитания: «Надо же! Я ведь только на минуточку одну отлучилась, – губы подкрасить! И вот что вышло, а? Ну извини, дружочек ты мой милый! Как же это?..»

      Ай, ла-лы, ла-лы, ла-лы!..

      – У неё вечно, то секундочка, то минуточка. Как ей можно довериться? – спрашивала уже не меня, а кого-то ещё жена.

      – Вы же подруги, – сказал я, пытаясь всё обратить в более благожелательное русло.

      – Подруги? – удивилась она. – Какие же мы подруги? Что у нас общего?

      Я попытался набором случайных слов вывести какую-то формулу общения, пригодную для использования, но потерпел неудачу. Мне тоже досталось – как ещё одному «месье».

      Лена вдруг заявила мне:

      – А ведь Стёпа тебя, наверное, тоже «месье» называет, когда говорит о тебе с кем-то. – Она усмехнулась: – «Месье Кириллов».

      Я понимал, что она меня дразнит, и потому старался отвечать как можно более непринуждённо.

      – Даже если это и так, то что тут обидного? Я никакой насмешки в этом не вижу. Да и вряд ли. Какой я месье? Скорее уж сам Стёпа является «месье». А я на «месье» никак не заработал.

      – Да нет, всё верно, – поправила меня она. – Ты как раз и есть «месье», потому что у тебя ничего нет.

      Честно говоря, я не обиделся, – всё равно обиженной выглядела Лена. Для неё я был просто мишенью, которая подходит для успокоения нервов. Про Наташу ещё многое было сказано, главным же было то, что на неё никак нельзя положиться, и завершал её сложившийся образ последний штрих, объясняющий уже всё до конца даже и самому непонятливому.

      Туфли, в которых Лена пришла к Соболевым, чтобы так бездарно простоять у туалета, её старые туфли, которые неизвестно сколько лет тому назад были куплены, привлекли вдруг внимание Наташи, когда мы собрались уходить; впрочем, и не вдруг, потому что в каждый наш приход к нам, когда Лене случалось надеть эти туфли, Наташа непременно замечала: «А что-то я у тебя этих туфелек раньше не видела? Какие замечательные! Купила недавно?» –