Новая жизнь. Анна Романовна Май

устаешь.

      В итоге плюнула на приличия и условности и решила постирать бюсты сегодня, невзирая на присутствие Джоша. В конце концов, у него есть мать, которая тоже носит лифчики…хотя груди у нее, кажется, нет. Но трусы-то уж носит точно! Потом подумала, что если на веревке будут болтаться одни бюстики, Роберто решит, что я нечистоплотная и слишком редко меняю трусики. Поэтому постирала их тоже, на руках (не запускать же ради нескольких трусов стиральную машину). Повесила все на веревке на заднем дворе, но я еще не кончила развешивать, как принялся накрапывать мелкий противный дождик. Лондонская погода сводит меня с ума, она еще более капризная и переменчивая, чем в Питере: тучи и Солнце, ветер и тишь-благодать могут сменять друг друга каждые 15 минут!

      Сняла с раздвижной сушилки под навесом высохшие вещи Роберто и Майка, аккуратно сложила их, потом уже собиралась повесить свои, как вдруг обратила внимание: перекладины все в чем-то темном. На снятой одежде кое-где остались заметные пятна. А все потому, что в сложенном виде сушилка стоит прямо на не слишком чистом полу в хозяйственном закутке со всяким инвентарем для ремонта и уборки. Вдобавок там в крыше дыра и оттуда, как я сейчас увидела, от порывов ветра сыплется какая-то грязная труха. Ну, что делать, оттерла перекладины. Спорим, Роберто этого ни разу не делал, потому что просто не замечал? Уверена, когда он опять сложит сушилку, она снова испачкается. И что – мне придется ее отмывать каждые несколько дней? Обалдеешь! Я сейчас все ногти себе о липкую, как смола, грязь обкарябала. И все равно Роберто первый человек в моей жизни, кто меня не раздражает, несмотря на разные мелкие хозяйственные недоразумения. Это удивительно, потому что обычно меня всю жизнь раздражали все и всегда: родители, одноклассники, люди в общественном транспорте. Это было даже с близкими друзьями, которые прекрасно ко мне относились – но уже спустя 3 часа общения я начинала чувствовать усталость и желание побыть наедине с собой. Потому что Люда курит, а мне от этого делается нехорошо. Елена Иосифовна всегда рассказывает одни и те же истории про войну – сначала они потрясают, но в 131 раз слушать про эти ужасы тяжело. Ленка изводила меня трехлетними терзаниями по своему бойфренду-уроду, волочащемуся за каждой встреченной юбкой, и мне приходилось бежать спасать ее и быть телефонным переводчиком даже с ангиной и температурой под сорок. Даже с Натальей хотелось закончить разговор примерно на двадцатом: «короче, сама знаешь: все мужики козлы», а с Федотовым на «да что ты понимаешь! Нет у тебя истинной веры».

      Однажды я набралась духу и призналась во всем этом Наташе. К моему удивлению, она сказала – с ней та же история! Что уж говорить: я довольно быстро уставала даже от общества тех мужчин, которых я любила! С которыми хотела быть! Но довольно часто я отчетливо ощущала, что если я немедленно куда-нибудь не сбегу прямо сейчас, все равно куда: на свежий воздух, на работу, или к подружке, просто сменить обстановку, я взвою! Но сейчас все не так: я не хочу никуда убегать. Я бы, разумеется, с удовольствием