Дать Негру. Леонид Нетребо

небезнадежно, вариантно…

      Что такое счастье?.. Чего только не надумаешь от усталости! Чушь – мысли двухнедельной давности.

      За рабочий день, с планеркой, «летучкой», перекурами, кофе и шутливыми комплементами, я почти забыл про период «собственных нужд» – он быстро превратился просто в какую-то тренинговую фазу, подарившую стройность, загар, прибавившую мужской уверенности.

      …А вечером в центральном универсаме, куда по дороге домой зашел за небольшими покупками, – вот уж неожиданность, как будто привет из другого мира – я увидел… Магду. Какая разительная перемена! Мне стало интересно, и я, став за фикусом, задержал на ней свое праздное внимание.

      Она была одета в длинное вечернее платье, похожее на мантию, скользкое, с блесками, отороченное мехом. (Конец рабочего дня!) В сравнении с людьми в очереди, она смотрелась выше многих – кроме природных данных, осанка и королевское платье делали свое дело. Но самое поразительное в том, что на лице ее было то же выражение – кислой брезгливости. Впрочем, здесь, в очереди, ее этот облик просился уже на аллегорию: превосходство. И будто для усиления производимого на меня эффекта, Магда стояла в голове очереди, как лидер.

      Зашли несколько женщин в заляпанных комбинезонах, попросились без очереди: «Вторая смена… „тормозок“ на работу». Некоторые в людской магазинной веренице отнеслись к просьбе без энтузиазма. «Работяги» обиженно и поэтому несколько отчаянно: «Вырядились… Совсем рабочих не уважаете… Вы думаете нам легко…»

      Я был уверен, что Магда узнает в женщинах своих соратниц, улыбнется, уступит…

      Магда загородила собой прилавок, степенно сделала покупки, уложила в сумку. Повернулась к женщинам в комбинезонах и сказала безжалостно, хищно, презрительно, превосходяще, торжественно, победно, как будто несколько дней ждала такого момента, и вот он настал:

      – Кто на что учился!..

      И покачивая широкими бедрами под сверкающим платьем и красной головой на сильной морщинистой шее, грациозно вышла.

      ЛЕТЕЛИ ДИКИЕ ГУСИ

      Нет, определенно, у мамки на старости лет поехала крыша, – в который раз говорил себе Генка, выходя во двор и оглядывая беспокойную компанию.

      Хотя, конечно, насчет возраста «берегини», как он шутливо называл родительницу, это как посмотреть: Генку, которому еще нет семнадцати, она родила восемнадцатилетней. «Женщина – диво!..» – нечаянно услышанное сыном мнение о матери. Беседовали два соседа. Его слуху и взору, сквозь пахучую ветку вечерней сирени, достались только, слетевшие с махорочных губ, два слова, окрашенные страстным, уважительным сожалением. Вздохи-затяжки: «Да-а-а!..» – задумчивое молчание, дым через ноздри. Два коротких слова, наложенные на какую-то историю – известную или тайную, – сказанные с особенным настроением, могут звучать долго и говорить о многом, – подумал тогда Генка.