Яблоко для Ситы. Искандар Хамракулов

и всех. Это аксиома. И сдержанность в действии, когда тебя просто распирает, чтобы совершить это действие или сказать что-то – есть настоящая скромность. Лишь после разрешения или если очередь дойдет до тебя, можешь говорить и делать свое и, конечно, радоваться, если получится хорошо… В нашем хирургическом кругу, здесь, я самый младший и, естественно, свою инициативу я никогда не навяжу вам. Но если вы ее сами мне предоставите, я буду лечить так, как умею, и говорить то, что знаю, то есть как на экзамене, когда мои знания и способности проверяют сильные преподаватели. Или, по-вашему, я тут должен жеманиться и говорить не то, что хотел бы сделать или сказать… В том числе и о вас?

      – Я не о том. Вас, русских, трудно понять. Я говорил о вашей загадочности. В Германию приезжаю, там тоже свои странности, но они понятны: разница между нами, австралийцами и немцами, лишь в том, что мы раскованнее, но моральные ценности у нас одни и те же. А у вас, у русских, иногда мне кажется, морали вовсе нет…

      – Тогда, как вы чувствуете себя здесь, в мусульманской среде Афганистана? Здесь на все европейские ценности сплошное табу?

      – Насчет табу замечено верно.

      – Об этом и я толкую: не высовывайся, пока не дойдет до тебя черед. Отсюда и проистекает синдром так называемой загадочности восточных людей: большинство из них молчит, хотя они могли бы сказать очень многое. Просто или по возрасту, или по положению им не положено много и обо многом говорить. Но в какой-то момент человек все-таки раскрывается, и ты думаешь, откуда это у него? Ведь ничего подобного за ним никто не замечал? А он просто молчал из скромности. Восточного очень много в характере у русских. Может, поэтому нам легче жить в мусульманском мире, да и им с нами. На территории Советского Союза христиане живут вперемежку с мусульманами. Я посмею сказать, доктор, раздвоенность, то есть, европейское и восточное начала, которые перемешались в нас, больше непонятна и странна и для западного мира, чем для мусульман.

      – Не знаю, мой юный коллега. В обществоведении я слаб. О чем не знаю, о том не могу судить. Уж больно мудрено вы выражаетесь.

      Такие разговоры происходили часто. Я их слушал, но мало чего понимал. Зато за нашего Мистера был чрезвычайно рад. Мнение о нем росло у всех на глазах. Он и внешне превратился в настоящего моджахеда-доктора. Эдакий солидный табиб с окладистой, по грудь бородой. Как ни говори, взяли мы его в ноябре, а с тех пор незаметно пробежал целый год…

      За этот год было и много неприятного, что обычно на войне. Убили Абдулатифа. Лекарь и та группа, которую он сопровождал, попала под обстрел минометов. Русские их называют «Град». Никто не уцелел. С тех пор вместо Абдулатифа на боевые дежурства стали отправлять Беста. За пятьдесят – сто километров от лазарета. По несколько дней он отсутствовал в горах, и каждый раз, к нашей общей радости возвращался целым и невредимым. Много разных историй приключались с ним на этих дежурствах. Рассказывали другие, он ничего. Может, когда-нибудь расскажет о них, а что мне говорить с чужих слов…

      Между тем война с шурави после хостских боев пошла на