Та, что превращает время в пыль. Кармаль Герцен

было в моей ипостаси Ангела Смерти. Казалось, будто Господь, создавая меня, своего личного карателя, и придавая мне человеческие черты, допустил небольшой изъян. И мои глаза выдавали таящуюся во мне сверхъестественную, потустороннюю сущность.

      Я был совершенно не похож на обоих родителей, горячо утверждавших, что они мне родные. Фелиция же пошла в мать, Амалию Валентрис – овалом лица и разрезом глаз, и все же она была одной из тех, кого принято называть гадким утенком, выросшим в прекрасного лебедя. Повзрослев, она расцвела и, казалось, год от года становилась все прекраснее. Сейчас, в свои двадцать два, она была воплощением женственности и красоты.

      Но знание, что друг другу мы не брат и сестра, подкреплялось не только внешней несхожестью. Фелиция была истинной дочерью своих родителей – тихая, примерная, спокойная. С самого детства она постоянно давала отцу и матери новый повод для радости: прекрасно музицировала, прекрасно танцевала. Ей давалось легко и рисование, и наука. Но вместе с тем она была… обычной, если так дозволено сказать. Обычными были и мои родители – хорошие фермеры, удачливые дельцы.

      Я же рос очень странным ребенком – отталкивающим и пугающим в своей странности. Я видел вещи и явления, недоступные другим, чувствовал то, что не мог чувствовать обычный человек: призрачную энергию, утекающую сквозь пальцы, духов или некий едва заметный ареол, который много позже я начал называть аурой – она подсказывала мне многие вещи, незаметные человеческому глазу, такие как болезни, которыми страдал собеседник или истинные эмоции, будь то печаль или ярость.