Память любви. Бертрис Смолл

серебряном блюде в окружении зеленых листьев, и новобрачные громко им восхищались, прежде чем выпить густого красного вина за здравие друг друга.

      За окном сгустились сумерки, и первые капли дождя упали на землю. Ронуин попросила принести мандолу и долго играла и пела для мужа и принца, исполняя на валлийском протяжные грустные баллады, которые отец переводил для зятя, и задорные и живые норманнские песни, развеселившие Эдварда. Он окончательно уверился, что его жена – самое совершенное создание Божье на этой земле, и не мог дождаться, когда окажется с ней в спальне.

      Поэтому, когда Ронуин смолкла, он вежливо осведомился:

      – Госпожа моя, вы, наверное, устали? Нам пора ко сну.

      Ронуин залилась краской, но ап-Граффид весело фыркнул:

      – В твою постель не легла бы девушка чище, сын мой, даже если бы сам Спаситель выбрал тебе жену. Помни: она девственница, которая утолит твое вожделение.

      – Господин, – резко упрекнула отца Ронуин, – твои слова непристойны и крайне грубы.

      – К тому же я сам вижу, какова моя жена, – поддакнул Эдвард, целуя руку Ронуин. – Я приду чуть позже, – тихо заверил он.

      Стараясь ничем не выдать страха, она выплыла из зала. Как выигрывает ее муж в сравнении с отцом!

      В покоях ее уже ждала Энит, заранее попросившая мужчин принести горячей воды. Высокая дубовая лохань уже стояла у огня. Ронуин заколола волосы черепаховой шпилькой и опустилась в теплую воду.

      – Я сама вымоюсь, – сказала она служанке, – а ты пока убери мой наряд. Что это за восхитительный запах? Такой тонкий!

      – Вереск, – пояснила Энит. – Моя мать делает эссенцию из масла цветов, которые собирает на холмах каждую весну. Надеюсь, вам понравилось, госпожа.

      Служанка захлопотала, перетряхивая платья и пряча в сундук.

      – Чудесно, – похвалила Ронуин. – Я впервые купаюсь в такой ароматной воде.

      Она взяла тряпочку и мягкое мыло и принялась намыливаться, совсем забыв о времени. Дверь неожиданно распахнулась, и она услышала голос мужа:

      – Энит, сегодня ты переночуешь в доме матери.

      – Да, милорд, – прошептала девушка.

      Дверь снова захлопнулась.

      – Наслаждаешься ванной, госпожа? – осведомился Эдвард, подходя ближе. Сейчас на нем была только доходившая до колен рубаха.

      Ронуин медленно повернулась, чтобы не расплескать воду.

      – Господин! – резко воскликнула она. – Неужели мне не дозволено даже искупаться в уединении?

      – Мне всегда нравилось любоваться своими женщинами в ванне, – преспокойно бросил он.

      – Твоими женщинами? – ахнула она.

      – Не считаешь ли ты и меня девственником? – засмеялся де Боло. – Я здоровый мужчина с ненасытным аппетитом, и у меня было немало любовниц. Теперь, правда, пришлось расстаться с последней. Больше я не посмотрю ни на кого, кроме жены.

      Ронуин кивнула. Слова его были разумными, а обещание оставаться верным утешало.

      – Ты