Бог, которого люблю. Михаил Владиславович Горовой

быть, и не кончилось после того случая. Оно оставалось таким же беззаботным, да только в подсознании появилась бесконтрольная кнопка. Порой она нажималась сама собой, и я погружался в порочные мечты. Когда взрослые в моем присутствии касались в разговоре той самой, запретной для детей темы, чувствовал, как предательски краснею.

      Начало весны 1953 года. Старенький дребезжащий репродуктор-тарелка объявил о смерти Сталина. Сестра – а ей к тому времени было 16 лет – поехала на его похороны, вернулась без обуви: потеряла в давке. У меня же смерть Сталина не только не вызвала каких-либо чувств, но даже не пробудила детского любопытства. В школу еще не ходил, а дома о нём почему-то не говорили.

      Вот о евреях, на которых в те годы развернулось ужасное гонение, говорили много.

      Жили мы в Лосиноостровском – городке в нескольких километрах от Москвы. До войны он занимал одно и первых мест в Подмосковье по плотности проживания евреев. Почему-то я очень боялся оказаться этим самым евреем. Даже несколько раз пытал родителей: «А мы не евреи»?

      Помню даже такой случай. Как-то раз спросил отца:

      – Пап, а когда мы купим телевизор?

      – Телевизоры покупают только евреи, – ответил отец.

      Я понял это так, что у евреев много денег.

      Вскоре после этого разговора к нам зашёл приятель отца. Я точно знал, что он был евреем. И когда они при мне разговаривали, отец сказал: «Скоро мы тоже купим телевизор».

      Я стоял рядом с отцом, тут же потянул его за рукав и спросил: «А мы, что – тоже евреи?»

      Нет, мои родители не были евреями, для них нашли другие ярлыки – «бывшие» и «лишенцы».

      Мой дедушка со стороны мамы, Мартын Кондратьевич, до 17 года служил в жандармерии. За это его и всю семью лишили гражданских прав. Его жена, моя бабушка была литовка. Чтобы как-то прокормить троих детишек, среди которых была и мама, бабушка ходила по вагонам пригородных поездов, меняла всякие вещи на еду или попросту просила милостыню. Мама с девяти лет уже работала – стегала одеяла.

      Моя бабушка со стороны отца – немка, жила в Германии. В начале века приехала навестить родственников в Польшу, которая входила тогда в состав России. Там познакомилась с русским офицером, который влюбился в нее до безумия и, несмотря на протесты родни возлюбленной, увез в Россию, где и женился на ней. Звали его Михаил Николаевич Горовой. Это мой дедушка. Меня назвали в память о нём. Он был из дворян. Его отец, мой прадед, был даже предводителем дворянского собрания какого-то уезда на Украине.

      Дедушка и его семья избежали участи других таких же «бывших», не стали «лишенцами» только потому, что он сразу же добровольно принял сторону советской власти. Передал ей наследственное имение, все недвижимое имущество, которым владел, сдал все драгоценности. За это власть разрешила ему работать по специальности – инженером на пороховом заводе. А еще через какое-то время, в награду за хорошую работу, учитывая, что он сдал государству имение, ему дали жилье под Москвой – маленький домик. До революции это была конюшня.