Пятый уровень. Елена Александровна Григорьева

указывая на особую важность помещений. Ведь с противоположной стороны здания стёкла были совершенно обычными и давно повываливались. «А, может, и там окна раньше были такими, но от чего-нибудь пострадали, и их пришлось заменить?»

      В общем, мы сошлись на том, что это либо какое-то важное научное помещение, либо бухгалтерия, ведь что же ещё так ценится в учреждениях? Ну и, конечно же, в пользу последнего говорила сама планировка: из некоторых комнат в маленький коридорчик смотрели пустые окна – такие, какие все помнят в старых присутственных местах.

      «Но вот куда девались стекла? Хотя бы деревянные рамы, не говоря уж о дверях с косяками? Или всё-таки недострой? Но ведь… Хоть другие помещения ничего толком не рассказали, но заколоченные двери? Но пломбы?.. Это не соответствует такому варианту. Может, просто здесь не успели закончить? И правда, съехали… Будто, в спешке… Но вывезли-таки мебель и оборудование».

      Впрочем, это всё было совсем не важно. А мебель могли растащить и сжечь на костре. Но Мария всё порхала по комнаткам, строя безумные догадки. Она припрыгивала, кружилась, и полы её пальто раздувались широким колоколом, подчёркивая тонкую талию. Ильнур и Ольга вяло бродили взад-вперёд, пиная натасканные сюда газеты и кучки какого-то тряпья. И я тоже вдруг решил досконально осмотреть помещения, заглянуть в каждый дверной проём, каждый угол этого «лабиринта».

      Пройдя пятую из сообщавшихся друг с другом комнат, я обнаружил, что она последняя, и вышел в объединявший их коридор. Там я резко остановился, только сейчас заметив выход в некий тесный «предбанник». Свет проникал в него только из коридора, и моя тень вытянулась вперёд размытым чёрным пятном, погружая закоулок во мрак. С потолка на проводе свисала одинокая лампочка-шестидесятка, хотя до этого никаких осветительных приборов здесь не встречалось. А больше не было ничего примечательного, кроме того, что в противоположной стене была приоткрытая дверь.

      Дверь висела на ржавых петлях, оттянувших наличники с косяком, так что в месте его стыка с проёмом образовались толстые чёрные щели. Коробка была сильно перекошена по диагонали. Круглая, ощетинившаяся щепьём дыра говорила о том, что раньше в двери был замок, а две более светлых области на некрашеном полотне ДСП намекали на сорванную ручку. Из зазора между дверью и косяком тянуло теплом и ароматом сырой штукатурки.

      Я стоял на пороге и колебался, когда сзади в меня с криком «Бу!» врезалась неугомонная Мария. А за ней подоспели и остальные, тут же уставившись на мою находку. Несмело я поднял руку и толкнул дверь. И та откатилось вперёд с противным протяжным скрипом.

      За дверью была кромешная тьма, и отсвет из-за наших спин выхватывал лишь брусчатый пол. Но здесь он был в ещё более плачевном состоянии: многие доски выпирали вверх, скрутившись и лопнув. Это говорило об их длительном контакте с водой, а каких-то из них вовсе не было, и в провалах открылась тёмная, влажная, неровная бетонная стяжка.

      – Пойдёмте туда! – торжествующе вскричала Мария,