Страна Тантала. Максим Михайлов

опоздунов!

      – Опозданцев, Петрович, – невинно хлопая глазами, поправил его Максим. – Мы больше не будем…

      – Ага, как же! Так я вам и поверил! – пробурчал Петрович, исподтишка показывая Борисову кулак.

      – Есть, шеф! – гаркнул тот, вытягиваясь в струнку. – Разрешите искупить кровью?!

      – Разговоры, там! – делая страшное лицо, обернулся стоящий на правом фланге начальник научного управления полковник Мордашка.

      – Есть, разговоры… – нарочито удивленно протянул в ответ кто-то из середины строя, кто конкретно, естественно было не разобрать.

      Решив не связываться, полковник, еще раз, для профилактики грозно нахмурив брови, отвернулся.

      – Становись, – лениво скомандовал Катков. – Разберитесь, наконец, там, господа охфицера!

      Гомон и шевеление в рядах под пристальным взглядом полковника постепенно прекратились.

      – Равняйсь! Смирно!

      Дождавшись полной тишины, гаркнул тот и, удовлетворенно обозрев замерший в молчании перед ним строй, уже на пол тона тише подал следующую команду:

      – Вольно! Командирам подразделений доложить о наличии личного состава!

      – Раз, два, три… – пошел вглубь строя Мордашка, отсчитывая враз изломавшиеся шеренги научного управления. – Разберитесь, что, до трех считать не умеете? Четыре, пять, шесть, семь, восемь…

      «Много нас, однако, сегодня набралось», – удивленно подумал про себя Максим, прислушиваясь к подсчету. Обычно на службу за один раз появлялось не больше двух десятков наукообразных, как их за глаза, да и в глаза называли в части. Сегодня, видимо, по случаю начинающихся учений, явка была практически сто процентной. Реально научное управление состояло по списку из сорока девяти офицеров, в основном старших, капитаны были чрезвычайно редки, а лейтенанты каким-то образом затесавшиеся в стройные ряды научных кадров вообще считались явлением уникальным. Наверное, это было правильно. Считалось, что прежде чем начать двигать вперед отечественную военную мысль, офицер должен был доказать, что этого достоин. Почему доказывать приходилось не созданием научных трудов, или каких-нибудь там изобретений, а, исполняя роль надсмотрщика при бойцах испытательных групп, уборщика закрепленной территории, мастера по всевозможным ремонтам монтажно-испытательных корпусов и тому подобными бытовыми подвигами, Максим понять не мог. Но наверняка, как и во всех необъяснимых, с точки зрения логики, проявлениях закостеневшей военной мысли, какой-то непостижимый резон во всем этом был. «А у меня здесь вообще много чего есть неподвластного обычному разуму!» – эту фразу культового киногероя вполне можно было бы вложить в уста министру обороны, и для любого кадрового военнослужащего она звучала бы вполне органично. В результате пополнением научных отделов оказывались обычно люди, поднаторевшие во всевозможных авралах, ремонтах, изготовлении стендов и документации установленного образца