Право на месть. Максим Михайлов

Капеллан. – А когда уже моя очередь водить? Гром того и гляди всю соляру искатает, а мне когда же учиться?

      – Не спеши – успеешь, – наставительно обрывает его Севастьянов и, оборачиваясь к водителю, коротко бросает: – Полный вперед!

      СОУ рвет с места как норовистая лошадь раньше, чем он успевает опуститься в кресло начальника расчета, движок отчаянно воет.

      – Йа-хуу! – в полном упоении орет Гром, давя на педали, жаркое степное солнце нежно лижет его покрытое пылью лицо.

      И тут же картинка кардинально меняется, как в повернувшемся вокруг своей оси калейдоскопе.

      Мелкие злые крупинки снега режут лицо в кровь, с визгом летят из-под бешено вращающихся гусениц, внося свою лепту в и без того свирепствующую поземку. Не видно ни хрена, не смотря на открытые на полную люки. Гусянка прет напрямую без дороги, сзади в спарке идет вторая. Видимость – метров сто не больше. На головной курс держат по компасу, ведомая машина, старается не потерять головную. Малейшая неточность и можно промазать мимо дальнего измерительного пункта – конечной цели рискованной экспедиции. Промазать и уйти в глухую заснеженную степь, по прямой, пока хватит горячего… И никто не найдет, никто не спасет и не придет на помощь. Потому что больше машин, способных преодолеть снежную целину в части нет. А вертушки который день прикованы к земле не на шутку разыгравшимся бураном. Промахнуться мимо – практически верная смерть. Заплутаешь и замерзнешь в бескрайней степи. Может быть, это произойдет всего в нескольких километрах от людей, от тепла, но видимость в сотню метров не позволит тебе различить спасительные огни. Оба экипажа все это знают, полностью осознают риск, на который идут. Но на дальнем измерительном пункте умирает солдат, у него приступ острого аппендицита. Если бойца в ближайшее время не доставить в госпиталь воспалившийся аппендикс прорвется, выбрасывая внутрь организма гнойный яд.

      Чтобы спасти солдата рвутся к дальней площадке сквозь снежный буран гусеничные машины. У экипажей есть шанс победить смерть, у солдата без их помощи шансов нет. Потому в экипажах только офицеры – Севастьянов с Громом на первой машине, Померанец с Капелланом на второй.

      Чертов снег, рубит, сечет уже кровоточащую кожу на лице, схватывает ее жгучим панцирем ледяной корки, которую никак не удается сковырнуть пальцами.

      – Быстрее, еще быстрее!

      Что-то матерное рычит себе под нос Гром, даже не оборачиваясь, вперившись неподвижным взглядом в крутящуюся перед машиной белую муть. Но скорость действительно увеличивается. Как уж он умудряется совладать с многотонной гусянкой непонятно, она и так летит, как на крыльях, вздымая вокруг себя гигантские снежные волны.

      – Левее возьми, левее! Мы слишком вправо забираем!

      Звуки голоса тонут в реве турбин…

      – Виктор Сергеевич, Вы меня слышите?

      – Да-да, конечно, – неловко спохватился Севастьянов, выныривая из безумной поездки наперегонки со смертью,