Евпраксия. Александр Антонов

маркграфу помесить Евпраксию в Кведлинбург, тем оказывалась ей большая честь. В Кведлинбурге аббатисами всегда были только принцессы королевской крови. И в это время аббатисой там стояла сестра императора Адельгейда.

      Но юный маркграф, пытаясь угодить императору и своей матери, еще не знал, как к этому отнесется его нареченная. И чтобы донести до княжны пожелание императора, ему нужен был переводчик. Он попросил у императора милости освободить его от беседы и ушел с Евпраксией искать Вартеслава. Генрих надеялся, что князь по-родственному и мягко убедит княжну отдать себя во временное заточение в монастырскую обитель. Маркграф понимал, что убедить ее будет очень трудно. И причина была одна: неукротимость нрава, неспособного к монастырскому образу жизни.

      Однако Вартеслава не удалось найти, сказали, что он отлучился в город. На самом деле все было не так. Вартеслав скрывался на конюшне. И не один. Там, в укромном месте, он вел беседу с императорским стременным молодым бароном Ламбергом, племянником графа Эткера, который добивался руки княгини Оды. Ламберг поведал князю о тайном пребывании императора в Мейсене.

      – За вами следили с первого дня вашего возвращения в Германию и все передавали с гонцами кайзеру. Когда вы появились в Мейсене, император был уже там. Когда вы въезжали на площадь, я видел, что он стоял у окна за шторой. И это он повелел досмотреть ваше имущество на верблюдах. А вот зачем, мне то неизвестно.

      – Но кто скажет, что заставило его? – спросил Вартеслав.

      – Это могут сказать только девушки для увеселения, – усмехнулся Ламберг.

      – Какая подлость! – возмутился Вартеслав. Он догадался, кого имел в виду барон. Ходили слухи, что император во многих городах тайно содержал вольных девиц.

      – Да, сие так. А после того, как княжна взбунтовала верблюдов, император пришел в ярость. Он обозвал ее «дикаркой» и пообещал наказать. А слов Рыжебородый Сатир на ветер не бросает, – заключил рассказ барон Ламберг.

      – Но сегодня он был с нею любезен, – заметил Вартеслав.

      – Это игра в кошки-мышки, – ответил Ламберг.

      В сию минуту на дворе замка раздался звук боевого рога. Это был сигнал к сборам в путь. Так по воле императора отмечался его отъезд из тех мест, куда он пребывал с визитом. Лишь в Мейсене традиция была нарушена. Барон Ламберг усмехнулся. Он-то знал, что в Мейсене император не впервые нарушил традиции королевского двора.

      Глава седьмая

      Рыжебородый сатир

      Никто из приближенных Генриха IV, даже самый близкий к нему вельможа маркграф Деди Саксонский, не мог знать, о чем думает император и каким будет его первый шаг, когда он проснется или выйдет из-за стола после трапезы. Так было и на этот раз, когда Генрих вместо полуденного отдыха заставил приближенных собираться в путь. К тому же на сборы дал всего несколько минут.

      – Всем в стремя! Всем в стремя! – разбушевался он, едва лишь маркграф и княжна покинули трапезную, а Ода ушла следом за ними. Он уходил из залы покачиваясь