Южный полюс. Руаль Амундсен

свободного времени для обсуждения новостей; надо было прежде всего скорее двигаться в путь; позднее у нас еще будет много месяцев впереди!

      Был предоставлен двухчасовой срок, чтобы каждый мог написать домой своим близким о происшедшем. Письма, видимо, были не очень длинные, во всяком случае, они были быстро написаны. Собранную почту вручили моему брату, который взял ее с собой в Кристианию, откуда и разослал письма по соответствующим адресам; это произошло, однако, лишь после того, как изменение нашего плана было доведено до всеобщего сведения через печать.

      Сообщить новость моим товарищам оказалось довольно легко, и нельзя было принять ее лучше, чем они ее приняли; другой вопрос – что скажут об этом у нас в Норвегии, когда сообщение дойдет до сведения публики. Позднее мы узнали, что по этому поводу говорилось и хорошее и дурное. В данный момент мы не могли особенно тревожиться об этой стороне дела. Мой брат взялся передать сообщение о том, куда мы направлялись; я, само собой разумеется, не позавидовал его задаче. Мы все обменялись с ним последним крепким рукопожатием, и он покинул нас; этим прервалась наша связь с суетным миром.

      Мы были предоставлены самим себе. Никто не скажет, что положение очень тревожило нас; мы приступали к своему долгому путешествию, как приступают к танцу: не было и следа сколько-нибудь грустного настроения, всегда сопутствующего всякому прощанию. Команда шутила и смеялась, кругом сыпались более или менее удачные остроты по поводу оригинальности нашего положения. Якорь был поднят быстрее обычного, и едва успели мы с помощью двигателя выйти из угнетающе жаркой гавани, как, к своему полному удовлетворению, увидели, что все до одного паруса надулись свежим и прохладным северо-восточным пассатом.

      Собаки, наверное считавшие пребывание в Фунчале несколько более жарким, чем это было им по вкусу, выразили свою радость по поводу желанной прохлады, устроив нам концерт. Мы сочли на этот раз возможным разрешить им это удовольствие.

      Приятно было выйти на палубу на следующее утро после нашего ухода с Мадейры: все желали друг другу доброго утра с особой любезностью; в уголках глаз у всех сияла улыбка. Дело приняло совершенно новый оборот, и внезапный переход к совсем другим областям мыслей и представлений благотворно подействовал на всех тех, кто еще накануне думал о плавании к мысу Горн.

      Многие потешались над тем, как это они не пронюхали ничего раньше. «Каким я был болваном, что не догадался об этом раньше, – сказал Бек, сплевывая за борт жвачку, едва успев взять ее в рот. – Ведь в конце концов все было чертовски ясно! Все эти собаки, прекрасный «дом для наблюдений» с огромной плитой и чудесной клеенкой на столе, да и все остальное. Каждое животное должно было бы понять, к чему это клонилось». Я утешил его словами, что всегда бываешь задним умом крепок, а по-моему, очень хорошо, что никто не открыл раньше времени, куда мы пойдем.

      Те из нас, кто до тех пор принужден был молчать о том, что им было известно,