Римские легионы. Самая полная иллюстрированная энциклопедия. Александр Махлаюк

впечатление о справедливом характере всех войн, которые велись в его правление и целью которых было утверждение мира в державе и величие римского народа.

      В немалой степени римская внешнеполитическая и военная стратегия обуславливалась морально-психологическими факторами и строилась на создании особого образа Рима как могучей, несокрушимой силы. Этот образ поддерживался применением стратегии устрашения и мести. До тех пор пока потенциальные враги Империи верили в ее силу и в неотвратимость возмездия, римляне могли рассчитывать на сохранение своего господства, имея сравнительно небольшую армию и пограничную систему, которая сама по себе не была рассчитана на отражение массированных вторжений. Римская агрессивность и наступательная стратегия как раз и были нацелены на то, чтобы внушить соседям соответствующие представления. Показательны в этом плане слова оратора IV в. Фемистия, который в речи в честь императора Валента подчеркивал, что римлян и скифов (в данном случае имеются в виду готы) разделяют не реки, не болота, не стена – ибо через них можно переплыть, переправиться, перебраться, – но страх, которого никогда не преодолевал тот, кто считал себя слабее (Речи. 10. 138 D).

      Таким образом, римская военно-политическая стратегия во многом основывалась на ценностных представлениях, описываемых такими понятиями, как честь, достоинство, слава. Римляне воспринимали международные отношения как борьбу за честь и статус между Римом и варварскими народами и доказывали свое превосходство в этом состязании демонстративными военными акциями и завоеваниями. С точки зрения римлян, проявить какую-либо слабость, как, например, уважительное отношение к иноземным народам, неспособность отомстить за понесенное поражение или покарать восстание с показательной жестокостью, означало дать повод для вторжения или мятежа. Поэтому римляне иногда преувеличивали потенциальные угрозы и, рассматривая любое вторжение или неподчинение как покушение на свой престиж, реагировали на них с чрезмерной агрессивностью, предпринимая завоевательные походы и даже не останавливаясь перед тотальным уничтожением противника или по меньшей мере подрывом его военного потенциала. Главное, чего они хотели добиться, – внушить врагу чувство страха перед превосходством Рима. Причем с римской точки зрения ответ на брошенный Риму вызов мог последовать в любое время, даже спустя несколько лет. Так, Юлий Цезарь для оправдания своих действий против племени гельветов, с которых начались Галльские войны, вспоминает то поражение, которое это племя нанесло Лицинию Крассу почти пятьдесят лет назад (Цезарь. Галльская война. I. 7; 12–14, 30).

      Действительно, многие римские кампании в эпоху Империи (дакийские войны Домициана, парфянская и дунайские войны Марка Аврелия, вторжение Септимия Севера в Шотландию, поход Александра Севера против Персии, германская кампания Максимина Фракийца) происходили после серьезной длительной подготовки и не могут считаться непосредственной