Однажды в СССР. Игорь Гатин

вскочил с кровати и заплясал по комнате от боли, зажимая прокушенную руку и размазывая кровь по телу. Трусов, понятно, не надевал, не до них было. Люська же освобождённым ртом издала заключительный особо смачный вопль, который наконец выдернул Лайму из глубокого сна, где её, возможно, мучили кошмары. И она, спросонья ничего не понимая, на автомате включила ночник.

      В свете этого самого ночника – довольно яркого, кстати – ей предстала картина не для слабонервных. Посреди комнаты в боевом дикарском танце скачет окровавленный голый мужик с торчащим болтом наперевес, которым он, видимо, только что убил Людмилу. Тут уж Лайма, несмотря на нордический характер, завопила так, что соседки за стенкой окончательно проснулись и решили спасаться бегством. В том, что в пятьдесят восьмой случилось что-то ужасное, никто уже не сомневался.

      Лайма почему-то вспомнила эту историю сейчас. Она была очень зла тогда. Казалось, что это уже чересчур, что нельзя оставлять произошедшее без последствий. Но когда она на следующий день в обеденный перерыв рассказала о случившемся в кругу якобы подружек в своём магазине, рассчитывая на сочувствие и совет, как поступить, чтобы приструнить распоясавшихся соседок, то ответом ей был дружный громогласный хохот. Девчонки хохотали и не могли остановиться, прерываясь лишь для того, чтобы задать очередной издевательский вопрос, типа танцевал ли он рок-н-ролл и какого размера при этом было его достоинство. После этого она окончательно решила, что у неё нет и не может быть подружек в Москве. Всё-таки эти русские – варвары. В культурном обществе такие ситуации немыслимы, а уж подобная реакция на них – тем более. Культурным обществом она считала латышское.

      В который раз она пожалела о своём решении покорить столицу империи. Конечно, оставаться в родном городке не имело смысла, но нужно было остановиться на столице социалистической Латвии – Риге. Там было бы уютно, привычно и культурно. Нет же, решила сорвать джек-пот – выйти замуж за дипломата, а они водились только в Москве. Оказалось, что и в Москве они водятся в очень малых количествах и прячутся в каких-то потаённых местах. Во всяком случае, она за два года не встретила ни одного. Не ходили они в её магазин, хоть он и находился в самом центре столицы – на Октябрьской площади. А может, и ходили, но на лбу ведь нет клейма «атташе». Тем больше поразил её рассказ Романа, что на его факультете в МГУ тоже готовят специалистов-международников и есть даже кафедра зарубежной политэкономии, на которую он планирует перевестись. Он обмолвился об этом невзначай, за столом, но её отношение к нему после этого сильно изменилось. Сначала она восприняла его как милого мальчика, почти ребёнка. В ней даже шевельнулось какое-то покровительственное чувство, вроде материнского инстинкта, хотя она была всего на два года старше. Тем больше её покоробило то, что эта потаскуха Людка использовала его как сексуальный объект. Однако после его неосторожных слов о вполне реальных