Воскрешение Лазаря. Владлен Чертинов

смешных старомодных кальсонах. Геннадий хотел спросить, кто это такой, но не мог издать ни единого звука. А сам дед Аким внука, казалось, не замечал. Он склонился к стеллажу, и Кауров увидел в стене отверстие тайника. Старик запустил в него руку и вытащил коробочку «Пионерской помадки». Потом присел на корточки и одним рывком перевернул распростертое на полу тело на спину. Человек в кальсонах был мертв. Слева над сердцем у него зияла кровавая дырка. А на плечах трупа – о боже! – была его, Геннадия Каурова, посиневшая, будто вся разрисованная химическим карандашом, голова. Дед тем временем открыл коробочку, достал оттуда конверт и одну конфетку.

      Конверт скомкал в кулаке и поплевал на него, а конфетку положил себе в рот. Дед жевал помадку, а мокрым бумажным комком стирал с лица внука трупные пятна. Потом бил это лицо по щекам. Сложив ладони в замок, давил трупу на грудную клетку, от чего из раны вырывался кровавый фонтан. Этим фонтаном на пол выбросило проржавевшую пулю. Едва Геннадий увидел ее, голова закружилась. Он почувствовал, как у него подкашиваются ноги, как он падает вниз, прямо в кровавую слякоть. В нос ударил омерзительный запах, что-то заклокотало в горле…

      И Геннадий проснулся. В комнате горел ночник. Жена сидела на кровати и смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами. Она крепко вцепилась Каурову в правое запястье.

      – Гена, да что с тобой? – прошептала Полина. – Ты задыхаешься и хрипишь на всю комнату, как ненормальный. Уже, наверное, целую минуту. Я толкаю тебя, а ты ничего не чувствуешь. Васеньку разбудил.

      – Прости, сон кошмарный приснился, – Геннадий оторвал от запястья руку жены, – все нормально, Поля, ну иди, малого успокой.

      …Полина давно угомонила ребенка и уже сопела мужу в ухо, а к Геннадию сон все не шел. Он ворочался с боку на бок. Перед глазами все еще стояли окровавленные губы жены, своя посиневшая голова и лицо деда, жующего конфетку. И Кауров не знал, какое из видений страшнее.

      Так и проворочался до утра, а, вставая на работу, твердо решил вечером навестить отца, расспросить того как следует о деде Акиме.

      Павел Акимович Кауров был похож на покойного деда продолговатым лицом и обилием на нем растительности. Но статью пошел не в него. Был отец Геннадия невысок и пузат. Особенно раздобрел за последние годы, поскольку, вступив в руководящую должность, был вынужден часто решать вопросы за деловыми обедами и ужинами.

      Сложив руки на животе, Павел Акимович внимательно прочитал Дарьюшкино письмо и поднял на сына озадаченный взгляд.

      – Ну что? – Геннадий не мог сдерживать нетерпения. – Дедушка когда-нибудь рассказывал тебе про станицу Островскую или про Лазаря Черного? Может, это друг его был?

      Отец в ответ усмехнулся.

      – Да брось ты, какие друзья! Сразу видно, что ты деда своего толком не знал. У него друзей отродясь не было. Не доверял он людям, относился к ним всегда с подозрением. Как зыркнет исподлобья –