Рыжая Фрея. История теорий дождя. Константин Зарубин

Всё, мой хороший. Прости, что заставила ждать. Поехали».

      Когда они спустились в долину, Катла расседлала Мауни и сказала ему, что он свободен до утра. Она поставила палатку на берегу ручья. Наскоро запихнула в рот бутерброд. Запила холодной водой.

      Пока сумерки не сгустились до полноценной темноты позднего лета, Катла стояла у ручья, и рядом была Фрея – ласковая, смешная, единственная. Катла обнимала её. Перебирала косматую гриву. Гладила белую отметину на любимой морде. Рассказывала, что стряслось в посёлке и на Земле с тех пор, как они виделись в прошлый раз.

      После наступления темноты Катла взяла рюкзак и осторожно поднялась на сотню метров по ближайшему склону. Нашла удобный выступ. Установила телескоп. Надела всю тёплую одежду, в которую он был упакован. Настроила камеру. Достала телефон, проверила свои координаты и доступный участок неба. Потом перешла на страницу, где записывала свои наблюдения.

      До двух часов ночи, пока со стороны Акюрейри не набежали облака, она смотрела на небо. Кусок вселенной над её головой был тёплым, домашним. И вспышки обречённых Персеид высоко в атмосфере, и надёжная Вега, свет которой плёлся до телескопа двадцать пять лет, и весь Млечный Путь, раскинувшийся на тридцать тысяч парсеков, в ту ночь казались Катле ближе самых близких живых существ в её жизни. Ближе папы и мамы. Ближе Ирис, лучшей школьной подруги. Бесконечно ближе рыжей лошадки по имени Фрея.

      Ты прекрасно всё понимаешь

      – До четырёх лет лошади, рождённые у Скагафьорда, не знают седла. Они редко боятся людей, к ним можно подойти совсем близко, можно учтиво погладить им гриву. Но эта приветливость обманчива. Горе тому глупому туристу, что вздумает покататься на молодой, необъезженной лошади в долинах Трётласкаги.

      Катла не хотела, чтобы Фрея попала под седло. Когда пришёл Гисли, местный берейтор, и мать стала перечислять молодых лошадей, которых предстояло объездить в этом году, и под конец вспомнила рыжую коротышку с белой проточиной, Катла вмешалась в разговор.

      «Но папа же говорит, что всё равно её никто не купит, – сказала она. – Росту в ней метр пятнадцать, брюхо висит, копыта заплетаются. Зачем Гисли зря тратить время? Зачем мотать нервы лошади? Оставьте её в покое».

      Мать улыбнулась. Покачала головой.

      «Папа твой ничего не понимает в современном рынке… Ингвар у нас как тот генерал из пословицы, – пояснила она, снова обращаясь к Гисли. – Вечно готовится к прошедшей войне. Всё думает, что мы растим только чемпионов для Ландсмоута. А у нас же половина покупателей кто? Европейские девочки с измученными родителями. Они тёльт от рыси отличить не могут. Что им вислое брюхо? Им только и надо, чтоб маленькая и хорошенькая. Чтобы грива во все стороны. Увидят нашу Фрею – и хлоп в обморок от умиления: «Оооо, she’s so cute! Soooo cute! Мама, папа, я хочу такую!»

      Гисли засмеялся, вежливо и невесело. Он был берейтором