Рыжая Фрея. История теорий дождя. Константин Зарубин

Она держала в руке бокал вина, который не удосужился убрать бармен, и смотрела на меня с той же жутковатой усмешкой, что и в начале нашего знакомства.

      – … Добрый вечер, – пробормотал я. – Опять я тебя совсем не заметил…

      Бармен посмотрел в мою сторону.

      – Прошу прощения? – улыбнулся он.

      – Ээээ…

      – Он не видит меня, – сказала Марит. – Смотри.

      Она снова встала и подошла к стойке.

      – Вы хотите заплатить? – спросил бармен, по-прежнему обращаясь ко мне.

      Марит стояла буквально в метре от него. Она махала руками, хлопала в ладоши, пару раз присвистнула и даже спела куплет бойкой норвежской песни. Бармен и ухом не повёл. Не дождавшись от меня никакой реакции, он снова улыбнулся, коротко и равнодушно, и вернулся к телефону.

      – Привет, – сказала Марит, глядя на него.

      Голова бармена подскочила, как мячик.

      – Привет, – сказал он, не успев улыбнуться. – Вы что-то забыли?..

      Марит объяснила, что забыла допить вино, взять ещё бокал, а также угостить своего русского друга исландской водкой. Большим пальцем она показала на меня. Я вяло запротестовал из угла. Я ещё надеялся встать в шесть тридцать со свежей головой, готовой на подвиги. Да и никакого дополнительного дурмана после фокусов Марит мне не требовалось.

      Она всё же взяла мне водки, и я пригубил её – то ли ещё из вежливости, то ли уже из страха перед неизвестностью, которая сидела передо мной в лице норвежской женщины-невидимки. Её выступление перед стойкой ещё можно было объяснить сговором с барменом, дурацким розыгрышем. Но появление на скамье в полуметре от меня, как будто из воздуха… Я смотрел на неё, ожидая объяснений.

      В ответ Ирис по-заговорщицки подмигнула ей.

      «То же, что и ты, – сказала она. – Вселенную. Только не всю, а немножко. Маааленький кусочек Вселенной. Который видно отсюда, без телескопа».

      И, на свою беду, дождался.

      Что это не человек, я поняла сразу

      Стоит всего лишь закрыть глаза. Тогда я вижу Марит, как будто наша встреча была вчера.

      Вот она смотрит на меня. Её обветренные губы шевелятся, веки смыкаются, размыкаются, волосы вздрагивают, увядшие руки обнимают бокал. Я слышу характерную взлетающую интонацию, от которой шведам кажется, что норвежцы вечно чему-то рады. Я слушаю историю Фреи. Невольно запоминаю каждую второстепенную мелочь, и у меня уже ноет в груди, а порой и перехватывает дыхание, потому что я уже знаю, что никогда не смогу рассказать эту историю единственно верными словами на своём языке.

      Случайными же словами, если сковать их в необязательные предложения, может получиться и так:

      – Я была писателем, – повторила Марит после долгого молчания. – Моя фамилия Хенриксен. Марит Хенриксен. Я написала два романа: один про школьного учителя, другой про бухгалтера в крупной государственной организации. Выпустила сборник рассказов о буднях в доме престарелых. Рассказы принесли мне известность.