Мистерия. Первый сборник русского хоррора. Братья Швальнеры

главе Республики?

      – Что?

      – Я видел еще и реакцию взрослых на листабо.

      – И что же? Какой она вам показалась?

      – Не могу сказать, чтобы она сильно отличалась от детской – люди стояли в оцепенении до тех самых пор, пока актеры не покинули площадь… Они тоже были порядком напуганы… Казалось, я один понимаю, в чем дело… И в этот момент мне подумалось вдруг, что темнота и стадные чувства еще очень сильно развиты у простых наших граждан…

      «Нет, он в самом деле умный человек. Даже если догадался, что я разыграл спектакль на рыночной площади, то все равно никому не скажет. Да еще и идею подскажет мне такую, которая вмиг решит все проблемы…»

      …Ах, как любил Америго улицы Венеции в дневные часы, когда яркими и теплыми лучами солнца согревалась эта благословенная Богом земля! Адриатика посылала скалистым берегам пенные волны, одну за другой, а вода каналов переливалась всеми цветами радуги, словно бы радуясь волнующему ее бризу и шепча прохожим старинные итальянские песни. Во многих странах мира побывал Америго – и нигде такими чудесными не были его встречи с солнцем. Оно то жутко палило, убивая все живое на своем пути, то изредка баловало землю своим теплом, делая ее промерзлой до самого корня векового дерева. Отовсюду ему хотелось бежать, чтобы только скорее коснуться подошвами родной земли, прогуляться по вымощенным грубым желтым камнем мостовым, вдохнуть терпкий и отдаленно напоминающий море запах каналов.

      Видимо, такова была участь всех дожей Венеции – рано или поздно они запускали руку в государственный карман. Пока дон Америго командовал флотилией, ему бы такое и в голову не пришло. А сейчас он на своей шкуре чувствует, насколько мало жалованье главы республики и как предательски хочется именно в эти моменты жить на широкую ногу. Почему? Кто знает – быть может, стремительно приближающаяся старость так дышит в затылок дуче, словно заговорщицки бросая ему: «Ну же, вперед, тебе осталось совсем недолго, да и судья твой высоко». И оттого он все реже показывается на здешних улицах днем – и веление власти таково, что запрещает руководителю республики ходить одному в людных местах, и сам он днем чаще бывает или занят, или погружен в мрачные мысли о не дающих покоя демократах.

      Но город от этого он не стал любить меньше – теперь ему стала нравиться ночь. Стоило сумеркам спуститься на родную Венецию, как вновь ее пьянящий воздух и витающий в нем дух романтики и счастья наполнял тело и мысли дона Америго. Затихали птицы, легкий ветер шевелил листья деревьев, веяло ночной прохладой, а вдалеке слышались звуки кифары – и в этот момент дож будто забывал о своем истинном возрасте, и ему казалось, что все еще впереди и будет куда как замечательно. Он снова любил свой город, как и прежде, в такие моменты.

      Еще и потому, наверное, что именно вечерами его любимые театры давали свои представления в этом городе. Сегодня