Мистерия. Первый сборник русского хоррора. Братья Швальнеры

всегда знала, что в разлуке нам не жить… Я виновата в его смерти… – грустно процедила Дункан, когда я передал ей соболезнования Советского правительства. – Это даже правильно, что ваше ведомство занимается расследованием. Необходимо расставить в этом вопросе все точки над i.

      – Вот об этом-то и хотелось бы узнать поподробнее. Были ли у него враги? Вы их знали?

      – Вы ждете от меня фамилий? Ну что вы! Его любили все, и я думаю, что именно эта любовь его и сгубила – она может сделать это куда эффективнее любого кинжала…

      – Метрдотель гостиницы показал, что как будто слышал ваш голос в ночь смерти Сергея… Я понимаю, что это абсурдно, но все-таки… Кто мог сымитировать для него ваш приход?

      – Водка, – абсолютно серьезно отрезала Дункан. – Знаете ли, великая актриса… А теперь серьезно… Разумеется, он убил себя сам, но почему он так сделал?

      – И почему же?

      – Знаете, что меня в нем подкупило? Когда мы встретились, я была всемирно известной танцовщицей, а он – юным поэтом. Я думала, что меня уже никто и ничто не удивит и не обольстит, уж тем более какой-то сопляк, но… в нем было столько энергии, что я спасовала. Он заряжал ею всех вокруг себя, даже тех, кто явно был этого не достоин. А когда в тебе бушует такое пламя, ты становишься опасен для всех, даже для себя…

      Она говорила в общем обычные вещи, которые мы все знали про поэта. Смешно и глупо было думать, что она была в ту ночь в Ленинграде, и потому, проведя с ней в великосветской беседе несколько часов, я сделал попытку прямо сейчас, на ночь глядя отправиться в советское консульство. Дункан остановила меня и предложила провести у нее ночь, чтобы утром заняться делами со спокойной совестью. Вторая уже моя командировка по этому гиблому делу не заканчивалась ничем, а я все еще верил в слова ФЭДа и ждал внезапного открытия.

      Так и прождал до ночи. Что ни говори, а спать на новом месте – вечная проблема для меня. А тем более за тысячи километров от родного дома, которые я сам не заметил, как преодолел. Да и преодолел ли? Я ли стою сейчас на балконе этой прекрасной виллы за тридевять земель и курю, вдыхая огромными воздушными мешками этот самый легендарный воздух свободы? А он, оказывается, ничуть не хуже нашего – точно такой же, как под Рязанью, в есенинском родном Константинове (да простит меня ФЭД и все ОГПУ в его лице!). Нет, правда, я стоял здесь, переминаясь с ноги на ногу и все думал о том, что, возможно, понимаю, чем именно видавшая виды американская танцовщица «взяла за бока» пролетарского поэта.