Разбойный приказ. Андрей Посняков

с улыбчиво-сладким взором.

      – Звал, звал, девица, – увидав Митьку, заулыбался купец. – Да ты не стой, садись, красавица, рядком да покушай ладком. Эвон, рябчик-то как разварился! Кушай…

      – Благодарствую, – Митька с видимым наслаждением впился зубами в белое разваристое мясо. – Умм, и вправду вкусно…

      – Хэк, вкусно ей! А где сестрица твоя? Чего не идет?

      – Да чуть попозжей придет. Устала, говорит, прилегла.

      – Хм, попозжей, говоришь? – Купец переглянулся с Антипом. – Ин ладно. Ну, рассказывай! Про родителев своих да про все…

      – Батюшка наш на Толвуйском погосте известный – староста причта, – вдохновенно врал Митька. – А братец его, наш дядюшка, – в ближних деревнях часовенный приказчик.

      – Да уж, – покивал головой купец. – Ничего не скажешь, большие люди. Да ты, дщерь, ешь, ешь… мальвазеицы выпьешь?

      – С охотою!

      – Вот хороша дева! Сколь годков-то тебе?

      – Пятнадцать…

      – Хороша, хороша… – Купчина, как бы невзначай, присел поближе, погладил отрока по плечу. – Худа вот только больно. Ну да ништо, зато на лицо загляденье – ресницы долгие, очи большие, серенькие… Ну, деваха, поела, попила, теперь пошли-ко ко мне в шатер, хе-хе, не обижу!

      Московит, осклабясь, подмигнул обозникам, те напряглись, в любой момент готовые потащить Митьку силой. А это в его планы не входило.

      – В шалаш, говоришь? – Отрок жеманно прищурил глаза и ласково погладил купеческую бороду. – А почему б не пойти? Мужичина ты видный…

      Московит несколько опешил от подобной наглости. Вообще, видать, не ожидал такого поведения от дочки церковного старосты. А Митька не давал ему прокрутить ситуацию в уме, наглел все больше, прижался к купчине щекой, зашептал что-то глумливое…

      – Чего-чего? – усмехаясь, переспросил торговый гость. – С какого Стретилова… Ай, не говори, слыхал, слыхал… Так вы курвы, что ли? Ой, шучу, шучу – не курвы, девахи веселые. А говорила – старостина дочка, приличной прикидывалась. Врала, что ли?

      – Врала… Кому ж приятно, когда курвой обзывают?

      – Ну, ладно, ладно. – Купец обнял Митьку и неожиданно поцеловал в губы, да с такой силой, что парень едва не задохнулся. – Не буду ругаться… Идем в шатер-то… Тебя как звать-то?

      – Дарья… А можно я сперва песню спою? Что-то запьянела, больно петь хочется!

      – Ой, тоща ты, дева… Может, хоть сестрица твоя получше… Песню? Да пой! Только не долго.

      – А мальвазеицы-то налей!

      – Налью. Антип, плесни мальвазеицы.

      Митька хлебнул из кружки. Повязанный на голове его сиротский платок сбился на шею.

      – Ой, чего ж ты обстрижена-то?

      Отрок усмехнулся:

      – Чего-чего… Сам же говорил – курва. Поймали вот…

      Намахнул кружку, чувствуя, как приятно гудит в голове, запел, громко, как только мог:

      Ай, у воробушка головушка болела,

      Болела, болела, болела.

      Ретивое сердечко защемило,

      Защемило, защемило, защемило…

      – Эк, голосок-то у тебя хриплый.

      – Простыла…

      –