Много шума из косметички. Наталья Александрова

не интересуюсь! Даже замужем не была исключительно ни разу!

      Затем она повернулась к проводнику и добавила совсем другим тоном:

      – А вот что туалет в вашем вагоне закрыт, это непорядок!

      – Туалеты открою после Бобровска! – отрезал тот, давая понять, что не собирается вступать в дискуссии.

      Тетка поджала губы и непонятным образом исчезла из тамбура. Вера попыталась было последовать за ней, но прилизанный вор ухватил ее за шею и прижал к стене.

      – Ты куда это намылилась? – прошипел в самое ухо. – Незачем тебе туда! Тебе сейчас совсем в другую сторону!

      Вера пыталась вырваться, но вор держал ее, как в железных клещах.

      – Михалыч, – проговорил он через ее голову. – Чтой-то душно у тебя в тамбуре. Ты бы дверку приоткрыл!

      – Приоткрыть – это можно, – солидно кивнул проводник. – Почему не приоткрыть. Только ежели ты еще чего задумал – я насчет этого не знаю и знать не хочу!

      Он открыл входную дверь, и в тамбур ворвался ночной ветер, стук колес сделался громче и ближе, в проеме промелькнул далекий огонек.

      Проводник отступил от двери и вышел из тамбура, через плечо бросив вору:

      – Потом сам закроешь! И помни – я ничего о твоих делах не знаю!

      Саквояж подтащил Веру к открытой двери. Она попыталась вцепиться в притолоку, но он легко оторвал ее, вытеснил на подножку. Поезд немного замедлил ход, стук колес стал реже и отчетливее. Вор толкнул Веру плечом, она потеряла равновесие и полетела в темноту.

      Через секунду она ударилась боком о насыпь, покатилась по ней, стараясь сгруппироваться, закрыть руками голову. Несколько секунд она катилась, обдирая бока и руки о гравий, и наконец замерла, распластавшись на пыльной сухой траве.

      Очень долго лежала так, слушая, как мимо проносится поезд.

      Наконец все затихло, и наступила звенящая, гулкая тишина, какой она не слышала много лет. Только кузнечик осторожно застрекотал, когда вдали стих грохот поезда.

      Высоко в небе сияли густой россыпью звезды.

      Вера перевела дыхание и села.

      Все тело горело и ныло от ушибов, голова кружилась, но серьезных повреждений как будто не было. Она встала, сделала несколько неуверенных шагов и пошла вперед – сама не зная куда, чтобы только не оставаться на месте.

      Вскоре далеко впереди она увидела тусклый огонек и прибавила шагу. Теперь у нее была хоть какая-то цель. С каждым шагом голова кружилась все сильнее, в ушах бухало, но она шла и шла, понимая, что если остановится и присядет, больше уже не сможет подняться.

      Огонек рос, и приближался, и вскоре превратился в одинокое окно.

      Вера шла к этому окну, оступаясь и спотыкаясь, преодолевая дурноту и слабость, и наконец разглядела домик, жалкую покосившуюся хибарку. Возле нее не было ни цветов, ни кустов, только дощатый сарай да еще какая-то пристройка. Теряя последние силы, Вера дотащилась до дверей, облокотилась о притолоку и постучала.

      Открыли ей очень быстро.

      Вера не разглядела стоявшего в дверях человека – вокруг было темно,